Разбитый лёд. Анастасия Рубцова

хотя самого его не увлекали ни автомобили, ни скорость. Но замкнутый круг по увлечениям создавал для него иллюзию семьи и свободы. А забота Алины, которую она проявляла мимоходом, согревала больше, чем знаки внимания всех вместе взятых школьниц.

      Алина вообще выбивалась из их круга. Дочь весьма обеспеченных родителей никак не вписывалась в сообщество местной «шпаны». Но об этом никто не задумывался. Да, иногда вечерами она уходила вместе с родителями на «протокол», как Алина называла светские мероприятия, на которых вынуждена была присутствовать с родителями. Летом на месяц обязательно уезжала за границу. Но неизменно возвращалась в их компанию. Только на первом курсе вуза исчезла почти на год – ухаживала за умирающей матерью.

      А потом Кирилл стал замечать, как меняются отношения Лёхи и Алины. Вся трансформация школьной дружбы в юношескую любовь происходила на его глазах. Он, как художник, подмечал детали и нюансы. Видел, как оба загораются в присутствии друг друга. Наблюдал, как преображается их подруга в прелестную девушку, как всё чаще она приобретает вид «снежной королевы» после смерти матери, как оттаивает рядом с Лёхой. Он без слов и намёков понял, что они стали близки, подмечал ласковые и бережные жесты по отношению друг к другу. И рисовал, рисовал, рисовал, выплёскивая тем самым свои чувства к девушке, которые теперь сам для себя называл “запретными”.

      Лёха, в отличие от Алины и Кирилла, не пошёл в вуз. Чинил машины, участвовал в легальных и нелегальных гонках, зарабатывая немалые деньги, которые тратил на усовершенствование автомобилей и Алину. Тюльпаны в январе и арбуз на Новый год? Билет на эксклюзивный концерт? Не вопрос. Неважно, что и Алина в деньгах не нуждалась – это были жесты, знаки внимания, любовь…

      – Кирилл Вадимович, – прервала его воспоминания консультант, – что вам больше понравилось? Алина Сергеевна оговорила основную гамму, мы продемонстрировали именно эти костюмы.

      Да что такое-то! Казалось бы, он, художник, должен быть внимателен к одежде, к внешнему виду, к деталям. Но Кириллу это было искренне неинтересно. Да и не любил он терять время на выбор, к примеру, одного кашне из двадцати разных оттенков и фактур. Его и в Институте искусств всегда поддразнивали за “унылый” вид, смеялись, что к творческим личностям забрёл какой-то сумасшедший физик. Он никогда не обижался, считая, что каждому своё. Иногда думал, что, наверное, в этом виновато его безденежное детство.

      Отец считал себя писателем, ежедневно уходил в городскую библиотеку и писал там – в тишине, которой не было в их коммунальной квартире. Официально он числился руководителем кружка “Юный литературовед”, в котором раз в неделю проводил занятия. Остальное время тратил на творчество. Иногда писал статьи для каких-то интеллектуально-рафинированных изданий. Иногда получал небольшие гонорары. Семью обеспечивала мама – учительница сольфеджио, бравшаяся за любую подработку. И Кирилл, с раннего детства видя, как тяжело ей приходится, старался никогда её