Жизнерадостные люди. Леонид Оливсон

он, надев его, про все забыл.

      Воображение его жены играло

      Картину жуткую той страшной ночи

      Что муж лежит, убит, и все, короче…

      Она же, лежа на кровати, умирала.

      Но муж пришел и цел, и невредим,

      Истерики ее рассеяв дым,

      Сказав «Кухарка добродетельна, как ты,

      Мы перед ней с тобою виноваты».

      Но тут запахло луком, щами, дегтем,

      И этот запах их насторожил.

      «Где спички? Дай-ка, мы свечу зажжем!» —

      Совет семейный в этот миг решил.

      «И заодно я покажу тебе

      То фото нашего родного прокурора,

      Он из палаты уходил к себе

      И каждому давал автограф из задора».

      Муж чиркнул быстро спичкой и зажег свечу,

      И спальня у кровати озарилась,

      Пошел он взять подаренную карточку,

      И в спальне вновь истерика случилась.

      И где его халат – теперь загадка новая!

      На нем была шинель «ее» пожарного.

      Лицо жены, от новых страхов вновь пунцовое,

      Кухарка-то «ниш гит», не благодарная!

      Юбилей

      (А. П.Чехов, ПСС, т. 5).

      В гостинице непрезентабельной шло торжество,

      Собрата Тигрова актеры отмечали юбилей.

      Их брат-актер необыкновенным слыл божеством,

      От лобызаний и речей цветистых алкал елей.

      Любовник первый не был весьма оригинален,

      Сначала юбиляра восхвалял, братву свою пленяя,

      Затем посетовал, что мир, мол, материален,

      Но если б не было искусства, земля б была пустыня.

      И завершил свой длинный монолог, глядя в окно,

      Грозя туда кому-то своим мощным кулаком:

      «Потомству нашему лишь оценить его дано,

      А не людям, живущим алчно, с золотым тельцом!».

      И смолк торжественно он с этими словами.

      Актеры-други рявкнули «Ура!».

      Альбом ему он преподнес, да с литерами,

      Друзья все ринулись поздравить юбиляра.

      Наш трагик обнял крепко всех, его почтивших,

      И быстро опустившись в кресло,

                                            стал рассматривать альбом,

      Но не увидел лиц он, вместе с ним служивших,

      Ведь фото делал человек, владевший плохо ремеслом.

      А под мясное блюдо дерзал другой простак-актер,

      Он соизволил даже прочитать ему мораль,

      Сказав, что юбиляр имеет сволочной характер

      И потому ему его, хлюста, безумно жаль.

      Затем поднялся, плача, со словами сам Тигров,

      Свой носовой платок в руках терзая, как вражину,

      Свою известность лихо возвещая всей дружине

      И потрясая пачкою гостиничных счетов.

      И тут он не преминул высказаться об интригах гнусных,

      В которых жертвою невинной падал часто.

      Вошедший театра антрепренер, учуяв запах вкусный,

      Прервал его угрозы быстро, сладострастно.

      Поздравив юбиляра со счастливым днем

      И сам шутя заметив, что знал его давно

      Он опустился тут же выпить