Академия проклятых Сердец. Ghenadii Alexei Eni

она остро ощутила свое одиночество. Оно было иным, чем дома, в лесной тиши. Там оно было естественным, здесь – насильственным, подчеркнутым гулом чужой жизни за тонкой дверью. Академия кишела звуками: перестук каблучков по мрамору, взрывы смеха из-за поворота коридора, гулкие удары тренировочных заклинаний, доносящиеся издалека. Целый мир, отделенный от нее невидимой, но прочной стеной – стеной ее тайны, ее крови, ее неместного происхождения.

      – Привет! Не помешаю? Я Лия. Мы… э-э… соседки через стену.

      Рыжеволосая, веснушчатая, с глазами цвета лесного ореха и теплой, как летний полдень, аурой. От нее пахло свежей травой и яблоками. Улыбка была искренней, обезоруживающей.

      – Элизабет. Проходи.

      – Ох, какой вереск! Как дома… Я видела твой экзамен! Это было невероятно! Каменный цветок… Я чуть не прослезилась, правда! А как ты этому… ну, этому… Калебу ответила! Все только об этом и говорят! Он же… ну, ты понимаешь. Звезда. Холодная и колючая.

      Лия тараторила, как сорока, перескакивая с описания чудаковатого профессора Травника на слухи о привидении в Северной башне, и ее щебет, как ни странно, не раздражал. Он был как журчание ручья – живой, естественный, немного наивный. Элизабет слушала, позволяя себе редкую роскошь – расслабить плечи, чуть ослабить вечный контроль. Она видела в глазах Лии искреннее любопытство и доброжелательность, но и тень опаски – словно та инстинктивно чувствовала глубину и тайну, скрытые за внешней простотой Элизабет.

      Учеба захлестнула с головой. Древняя история, где имена предков Калеба сияли золотом на пергаменте. Теория стихийных взаимодействий, где описывались идеальные, гармоничные слияния, так не похожие на их с Калебом взрывоопасный резонанс. Практика артефакторики, требующая ювелирной точности и терпения. Элизабет впитывала знания, как сухая земля впитывает дождь, стараясь не замечать косых взглядов, скользящих по ее простой серой мантии, не слышать шепотков за спиной. Она знала – чтобы выжить здесь, нужно быть не просто лучшей. Нужно быть безупречной.

      Калеб. Он был везде и нигде. Призрак в черном бархате. Мелькал в коридорах – всегда окруженный свитой, всегда с непроницаемым лицом. Сидел на лекциях – в первом ряду, задавая вопросы, которые ставили в тупик даже профессоров. Он больше не удостаивал ее своим вниманием – ни презрительным, ни каким-либо еще. Словно стер из памяти тот краткий поединок взглядов и слов. Но иногда… ловя случайный отблеск его глаз в полированной поверхности доспехов на стене или в стекле окна, она видела – он наблюдает. Не оценивает, не презирает. Изучает. С холодной, отстраненной любознательностью энтомолога, разглядывающего редкое, непонятное насекомое. И этот взгляд пугал ее больше открытой враждебности.

      Из вихря мыслей Калеба, отраженных в глубине кристалла памяти:

      «Земля… Грубая сила. Но контроль… Откуда у нее такой контроль? Этот цветок… Нелогичный. Невозможный. Как шип розы, вросший в гранит. Раздражает. Отвлекает. Отец был бы в ярости, узнай он, что я думаю