КАЭЛ. Артем Стрелец

сделали жертву, – было бы куда хуже.

      Лучше уж идти вверх. В неизвестность. Чем обратно – в предательство.

      Заросли на пригорке оказались не такими плотными, как я ожидал. Листья – широкие, влажные, местами блестящие от росы или сока, – хлопали по лицу, но не ранили. А вот стебли, на которых они держались, были гибкими и тонкими. Они хрустели под ногами, но не мешали – уступали дорогу, ломались под тяжестью шагов. Я шёл легко. Почти не чувствуя, что путь идёт вверх.

      Пожалуй, легче, чем ожидал.

      Но внутри нарастало другое – жажда. Она подкрадывалась не сразу, а медленно, как змей, скручивающийся в животе. Я понимал: долго так не протяну. Особенно с раной, с потерей крови. В голове стучало, и мысли становились вязкими, как воздух вокруг.

      Мне срочно нужно было найти те самые растения с влагой. Я знал, как они выглядят. Помнил. Но ночь делала всё одинаковым – тени, деревья, листья. Всё сливалось в одно. Я остановился. Глубоко вдохнул, сдерживая нарастающую тревогу.

      План у меня был – идти, идти до тех пор, пока не почувствую, что уже нельзя возвращаться. Но он не учитывал реальность. Он не говорил, что ты будешь стоять посреди темноты, в одиночестве, с пересохшим горлом, и не понимать – остался ли ещё в тебе хоть глоток сил.

      Я медленно обернулся, вглядываясь в окружающий мрак. Он шевелился, дышал, будто сам лес жил и наблюдал за мной.

      Я нашёл её случайно – толстую, тугую лиану, оплетающую дерево, как канат. Пальцы сразу почувствовали нужную кору – шершавую, живую. В темноте всё кажется ближе. И глуше. Лес дышал, но без звуков. Только шорохи, как если бы кто-то ходил по мокрой листве босиком.

      Обхватил лиану плечом, зажал между колен. Без кисти правой руки всё дольше, всё через силу. Уперся лбом в ствол, навалился телом. Медленно, с хрустом, она надломилась и осела, будто сдалась.

      Я перехватил обрубок левой рукой, подтянул к себе. Срезался неровно, рвано, но по краю сразу выступила влага. Едва различимая, блестящая – даже в этой темноте. Я поднёс губы.

      Вода хлынула неожиданно. Холодная. Тихая. Пахла сырым деревом и ночью. Глотки были короткие, неловкие. Я пил, жадно, но старался не пролить. Она уходила внутрь, будто затыкала пустоту.

      Тьма вокруг сгущалась. Где-то слева прошуршало. Я замер. Не дышал. Потом опять пил – уже медленно, сдержанно.

      Напившись досыта, я откинул в сторону пустую стеблину, из которой только что высосал капли мутной влаги. Она шлёпнулась в траву, словно обмякшее тело, и тут же исчезла в тени, как будто её и не было.

      Я вытер рот запястьем, тяжело вдохнул и шагнул дальше – в темноту, в заросли, что гудели жизнью, но не обещали ничего, кроме неизвестности. Воздух стал тяжелее, липкий, будто тянул за собой. Каждый шаг вперёд был как решение: остаться живым – или сломаться.

      Я боялся сбиться с пути. Вернее, с того направления, которое сам себе придумал – прочь от приюта. В голове не было карты. Только интуиция. Но я держался одного правила: в гору. Значит – подальше. Значит – вверх, прочь из долины, где остались они.

      Я знал: пока подъём