Даже если ты меня ненавидишь. Агния Арро

и, тебе плохо? – спокойно спрашивает дядя Леня.

      На самом деле его зовут Леонид Игоревич, и мама терпеть не может, когда я позволяю себе называть этого мужчину дядей, напоминая, что дядя у меня всего один – это ее старший брат, а Леонид Игоревич просто обслуживающий персонал, и не стоит причислять его к родственникам. Но когда мы одни, мужчина тепло мне улыбается, а я позволяю себе вольности в общении с ним.

      – День был сложный. Все хорошо, не беспокойтесь, – отвечаю ему, но голос хрипнет, а язык норовит прилипнуть к небу.

      Понятливый дядя Леня протягивает мне бутылочку прохладной воды. С благодарностью приняв ее, я откручиваю крышку и делаю несколько глотков. Судорожный вдох… Может, вовсе и не узнают дома про проваленную контрольную и порезанный рюкзак, привезенный мамой из Италии всего пару месяцев назад? Новая коллекция какого-то там дизайнера, штучная вещь. Была…

      Снова глотаю воду, чтобы не расплакаться. Тогда мать точно заметит и мне влетит. Я все исправлю. У меня тренировка с шести до девяти сегодня, а потом я сяду все выучу и обязательно пересдам. Только как это объяснить маме? Она же не станет слушать.

      Одна слезинка все же скатывается по щеке. Смахиваю и сжимаюсь в комок, увидев ворота нашего дома, расположенного в элитном поселке Красные Зори. Это как Рублевка, только в нашем тихом городке в паре часов езды от столицы. Идеальное место для элиты, уставшей от шума и пыли. У нас тут красиво. Тишина, хвойная лесопосадка, парк и даже свой пруд с утками.

      Из рюкзака опять выпали ручки и уже торчит пара тетрадей вместе с прозрачным пеналом. Позорно сбегая из здания колледжа через пожарный выход, я не успела все аккуратно сложить. Да и что толку, если в рюкзаке такая дырища! Заталкиваю все обратно и прижимаю рюкзак к себе, будто он самое ценное, что у меня есть. Хотя, если вспомнить, сколько он стоит…

      – Ничего не случилось, – всхлипываю.

      А ворота тем временем плавно двигаются в сторону, открывая вид на выложенную диким камнем парковочную площадку. Мне кажется, что это лишнее, но мама считает иначе, а отцу все равно, он много работает и приличную часть времени проводит не с нами в поселке, а в столичной квартире. Сегодня он вроде должен приехать, но меня это не спасет.

      Жадно допиваю воду, бросаю бутылку на сиденье и жду, когда дядя Леня откроет мне дверь. Я могла бы сама, но все еще нужно держать рюкзак. Сдув рыжую прядь, давно выбившуюся из косы, шагаю на каменную площадку. Благодарно кивнув водителю, быстро пересекаю эту часть двора и захожу в дом через дверь на кухне. Никого. Вот и отлично. Пробегаю через столовую, уютный коридорчик, ведущий в гостиную, сворачиваю к винтовой лестнице и мчусь на второй этаж в наше с сестрой крыло.

      Аделина болеет уже третий день. В ее комнате играет музыка. Я захожу к себе и выдыхаю, прислонившись спиной к двери и уронив проклятый рюкзак под ноги. Из него все тут же выпадает и рассыпается по полу. Кажется, дырка стала еще больше. Присаживаюсь на корточки, поднимаю его и смотрю, можно ли что-то сделать. Бесполезно. Теперь дорогую лимитированную вещь остается только выбросить. Сердце в груди никак не уймется. Колотится быстрее, чем перед соревнованиями.

      Поднимаюсь, но только отхожу от двери, как она распахивается, и в мою комнату без стука вламывается младшая сестра.

      – О-фи-геть! – пялится на порванный рюкзак. Коварно улыбается и убегает.

      – Адели́, нет! Ада, пожалуйста, – бегу за ней.

      – Ма-а-ам! – орет этот вредный подросток. – Мама, ну ты где? Ами итальянский рюкзак порвала. Насовсем. Мам!

      Мать в юбке-карандаш до колена, блузке и удобных домашних лодочках на небольшом каблучке выходит из кабинета и смотрит на нас, как всегда, чуть свысока.

      – Что ты кричишь как рыночная торговка? – строго спрашивает у Аделины. – Тебе врач сказал беречь горло.

      – Она рюкзак порвала. – Сестра показывает на меня пальцем.

      – Это случайность. – Отпираться и скрывать нет смысла. Мама все равно проверит.

      Нахмурив брови и мазнув по мне наигранно равнодушным взглядом, она направляется прямиком в комнату. Только я знаю, что скрывается за этим. Передернув плечами, иду за ней.

      – Какой кошмар! – Двумя пальцами она поднимает с пола тряпочку, еще недавно бывшую дорогой, стильной вещью. – То есть это вот, – трясет рюкзаком в воздухе, – твоя благодарность за подарок, который я выбирала специально для тебя? – хлестко швыряет его в меня. – Для своей чемпионки! Для своей гордости! Так ты относишься ко мне?

      – Мама, я не специально, – оправдываюсь. – Правда.

      Ненавижу это. Ненавижу, когда она кричит на меня, когда отчитывает, не пытаясь разобраться в проблеме, без вопросов и выяснений выставляя меня неблагодарной и виноватой.

      – Два балла за контрольную по линейной алгебре ты тоже получила не специально? – Ее голос становится ледяным. Еще немного – и большие окна моей комнаты начнет затягивать зимним узором. И это при том, что на улице весна.

      – Я не успела подготовиться, – смотрю ей в глаза, стараясь говорить ровно. – У меня тренировки. Скоро Кубок, мам, –