Лунный Мальчик. Лана Блейк

моя жизнь была похожа на ад. Жизнь Найджела, моего соседа напротив, тоже была непростой. Его мать и правда была больна. Не знаю, издевалась ли она над ним так же, как мой отец надо мной, но жить с психически нестабильным человеком всегда тяжело.

      Иногда она кричала на него. Иногда била посуду и наверное ломала мебель. Могла выйти из дома босиком посреди зимы, и тогда Найджел бросался за ней. Я давно поняла, что мы оба несчастны. Каждый по-своему, но несчастны. Но это нас не объединяло. Он не хотел дружить со мной. Не хотел разговаривать. Всегда держал дистанцию. Даже не здоровался, проходил мимо меня молча. То ли из-за моего отца. То ли потому, что я ему не нравилась. Я не знала. Но я не могла его понять. У него был шанс вырваться. А у меня – нет.

      Прошло всего пару месяцев после моего переезда, когда я услышала разговор на улице.

      К Найджелу приехал отец. Он хотел забрать его с собой.

      – Я никуда с тобой не поеду! – кричал Найджел. – Ты меня не заставишь! Я хочу остаться с мамой!

      – Сынок, твоя мать… она не совсем здорова. Тебе будет лучше со мной. Не бойся, я обо всём позабочусь. У неё будет сиделка. Я не понимаю, почему ты не хочешь переехать ко мне?

      – Я никуда с тобой не поеду!

      Он остался. Его отец приезжал к ним, но редко. Хотя я не знала, чтобы я сделала на его месте. Возможно он и правда очень сильно любил свою мать.

      С Найджелом было что-то не так. Однажды летом я лежала в своей комнате с открытым окном. Его спальня находилась напротив моей – наши дома были типовыми, и разделяла нас лишь узкая дорога. Вдруг я услышала крик. Дикий, пронзительный, пробирающий до дрожи. Я проснулась не понимая что происходит. Через минуту в его комнату поднялась сиделка.

      – Тише, мальчик. Запей лекарство. Тебе станет лучше.

      Ещё несколько минут – и крики перешли в глухие стоны. Потом всё стихло. Я лежала в темноте, в жаркой, душной комнате, и не могла пошевелиться обливаясь потом. Мне казалось, что я чувствую его боль. Каждый раз, когда случались эти приступы, мне хотелось выбежать из дома, перебежать дорогу и помочь ему. Но что я могла сделать?

      Мне так не хватало тепла и любви.

      Все годы моей жизни в этом доме – да что там, почти всю свою осознанную жизнь – я жила без них. Даже без простого понимания, которое делало бы существование хоть немного терпимее. Я пыталась хранить в памяти счастливые годы, проведённые с мамой. Но со временем воспоминания тускнели, стирались, как старая бумага, пока я не начала сомневаться: было ли это вообще со мной? У меня осталось всего несколько её фотографий и пара вещей, которые я хранила в коробке в шкафу. Я доставала их только ночью, когда отец не видел. Больше всего я любила одну фотографию: нам с мамой было хорошо в тот день, в парке. Она держала меня на руках и смеялась, пока я ела сладкую вату. Только эти снимки напоминали мне, что, возможно, когда-нибудь и в моей жизни наступит счастливый момент. Что я смогу, наконец, вздохнуть спокойно.

      Но даже