Под покровом тайги. Сергей Валерьевич Козлов

подсчитывал, не говоря ни слова присутствующим. Совин ходил за дровами для печки, следил, чтобы в доме было тепло. Шапкин, иногда вставал размяться, выходил в Лавку, перекидывался парой фраз с сыном, и снова садился за стол к своим записям. Петрович приносил воду для самовара, а также, женщинам, когда те мыли посуду. Он суетился, выполняя поручения Дарьи. После работы, Совин с чувством выполненного долга, садился за стол и пил горячий чай.

      На конец, Иван Фёдорович отложил в сторону свои записи и предложил жене:

      – Даша, принеси своего варенья, а я поставлю самовар.

      – Сейчас принесу, – ответила она мужу. – Митрофан Петрович, поможете мне? – спросила Дарья Митрофана.

      – Конечно помогу, какой разговор, – ответил он ей и встал из-за стола.

      – Что, на улице мороз? – поинтересовался Иван у Петровича, когда тот поставил банку с вареньем на стол.

      – Да, очень холодно, – утвердительно ответил Совин и сел поближе к печке.

      Вечером, на собрание, пришли все. Шапкин, ещё раз, спросил про успехи, и назвал дату отъезда.

      – Если всё будет хорошо, то поедем вечером первого марта, – произнёс он.

      – Быстрее бы, – не сговариваясь, сказали Орлов и Недогляд. – Уже, не терпится, – добавил Орлов.

      – Всему своё время. Какие-нибудь, вопросы имеются? – после короткой паузы, спросил Иван.

      Наступила тишина, было слышно, как потрескивают дрова в печке. Вопросов не было.

      – Тогда, встретимся за три дня до отъезда. Заканчивайте свои дела, у кого они остались, и готовьтесь к поездке, – подытожил Иван Фёдорович.

      Морозы начали слабеть, как ни как, февраль перевалил за середину, за то стали частыми ветра. Природа ждала прихода весны.

      В понедельник, перед обедом, Иван находился в Лавке, когда туда зашли Пётр Малышкин и женщина в кожаной куртке. Они не стали подходить к Шапкину, а говоря о чём-то негромко, остановились недалеко от двери. Петя что-то рассказывал ей, периодически показывая на стены Лавки. Женщина, оценивающе, осматривала строение, как это делают покупатели.

      – Ты, Петро, ни как, продавать мою избу собрался? – с сарказмом спросил Иван.

      – Зачем продавать? Мы её так заберём, – ответил тот, продолжая говорить с «кожаной курткой».

      – Что вы себе позволяете? Во-первых: он вам не Петро, а Пётр Васильевич, а во-вторых: смените тон, – вмешалась женщина, услышав в словах Ивана, нотки издевательства.

      – Здесь, Иван Фёдорович, будет комбед, – с уверенностью сказал Пётр.

      – Какой, ещё «обед»? – не понял Шапкин.

      – Не «обед», а комбед – комитет бедноты, – пояснил партизан.

      – Ты, сначала купи, а за тем распоряжайся как хочешь, – предложил ему Иван.

      – Этот дом, будет нашим. Постановлением ЦК, мы имеем право размещаться в любом, пригодном для проживания жилье. Тебе нужно освободить его до лета, а, если будешь против, – Пётр подошёл к Ивану. – Я тебя «шлёпну», – он достал из кобуры «маузер» и помахал им перед лицом Шапкина.

      – Конечно, освобожу, Пётр Васильевич, – заверил лавочник,