Великий князь. Алексей Кулаков

конечно, можно собрать новые полки из посошной рати, но толку с них супротив литовской и польской шляхты… Плетями разгонят. Так что воевать-то можно, да вот только не на что. И некому.

      Оглядев как своих сторонников, так и не согласных с ним противников мира, старый князь слегка напоказ поманил к себе одного из думских писцов:

      – Мыслю я, пора бы уже и замириться с Великим княжеством Литовским, хотя бы и ради другого, очень важного дела.

      Приняв у писца тоненькую книжицу в невзрачном переплете и небрежно покрутив ей перед боярами и окольничими, Воротынский пояснил свое заявление:

      – Вот тут прописаны все набеги степняков, даже самые малые, а также исчислен весь разор, что они учинили. Одних только душ православных в полон увели два раза по сто тысяч, да втрое больше посекли и стрелами побили, пока захватывали и на рабские рынки вели! Скотины домашней, рухляди, иного прочего… А сколько пожгли-попортили? Да если все на серебро перевести, хватило бы по всей Москве копийками улицы замостить!.. По всей Руси у церквей купола вызолотить! Ров с валом и частоколом поперек всего Крыма поставить!!!

      Тряхнув книжицей в последний раз, Михаил Иванович бросил ее обратно писцу и продолжил, не обращая внимания на поднявшийся шум:

      – Вот с кем воевать надо, вот от кого беречься.

      Следом за ударом посоха прозвучал и голос думского головы:

      – Тих-ха!

      Ничуть не удивленный (или хотя бы заинтересованный) непонятно откуда взявшимися подсчетами и росписями, царь внимательно оглядел две дюжины думных бояр и дворян, а поседевший на порубежной службе князь подвел черту под своей речью:

      – Можно воевать, но года этак через два-три, когда под защитой новых засечных черт распашем много хорошей землицы. Раненые выздоровеют, взамен убитых подрастут новые вои, оружия и припасов впрок заготовим, серебра поднакопим. А уж там… Я за мир, великий государь!

      Едва заметно качнув головой, увенчанной тяжелой шапкой Мономаха, царь явно напоказ задумался – и, пользуясь этим, тут же оживились противники Воротынского. Особенно громко проявил себя Петр Иванович Шуйский, вполголоса поинтересовавшийся у главного порубежника царства Московского: где же это он взял такую книжицу со столь забавными измышлениями? И нельзя ли и ему, Шуйскому, в том же самом месте прикупить свежих побасенок?

      – Сказки[15] эти, Петр Иванович, писаны дьяками Разрядного, Земского и Поместного приказов для государя-наследника Димитрия Иоанновича. А вот цифирь касательно потерь от степных набегов исчислял он сам, и коли ты этому не веришь, али нашел ошибку какую, так сделай милость, поправь?..

      Невольно дернув подбородком, Шуйский поперхнулся заготовленными вопросами и потерял всяческий интерес к обсуждению книжицы. Зато его моментально приобрели все остальные – даже те, кто и не думал после окончания боярской Думы попросить оную почитать.

15

Вполне официальный термин на Руси XVI в., производное от слова «сказывать, рассказывать». То есть отчеты путешественников, разведчиков, дипломатов, очевидцев каких-либо событий.