Шаляпин против Эйфелевой башни. Бранислав Ятич

спектакля как единого целого пошли на пользу самого образа Досифея – аскетического, строгого, величественного, до сих пор еще не виданного!».

      В следующем сезоне он снова у Р. Гинсбурга в Монте-Карло, затем у Горького на Капри и, наконец, в Милане, где в театре «Ла Скала» ставит «Псковитянку»[53]. Короткое время проводит в Монце.

      Гастролирует в Париже («Мефистофель», «Севильский цирюльник»).

      Лечится от сахарной болезни в Висбадене. В середине июля приезжает в имение Ратухино.

      Милые среднерусские пейзажи производят на него особенно глубокое впечатление, почти драматическое, потрясающее. Сидя на берегу Нерли, он перебирал воспоминания счастливых лет молодости, когда здесь часто бывали Рахманинов и художники Коровин и Серов. Вспомнилось, как однажды он и Коровин уговорили кучера запрячь лошадь задом наперед, головой к коляске.

      Они устроились на сиденье, как будто так и надо, поджидая, пока подойдет архитектор Кузнецов, часто гостивший в имении. Большой, добродушный человек, любитель охоты, он был страшно рассеянным.

      – Поторопись, опоздаем на станцию, – окликнул его Шаляпин.

      Выйдя из дома, Кузнецов увидел все и вытаращил глаза.

      – Давай, садись скорее, и поехали, – звали его приятели.

      – Да, но, кажется, что-то не так», – пробормотал Кузнецов.

      – Да что с тобой? Ты садишься или нет? – спросил Коровин самым серьезным тоном.

      – Васе, кажется, плохо», – с озабоченным видом сказал Шаляпин.

      Кузнецов застыл на месте. Он смотрел то на одного, то на другого приятеля, то на лошадь, которая спокойно щипала траву и стригла ушами. Судя по ее виду, все было в порядке.

      – Садитесь, барин, – спокойно обратился к нему кучер. Чего там… Залезайте, и поехали.

      Кузнецов побледнел. Он не верил своим глазам. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. И тут трое разбойников расхохотались во все горло. Лицо Василия Кузнецова приобрело нормальный оттенок.

      Он тоже заулыбался.

      – Ну, черти окаянные! А я уж подумал… Боже упаси!

      Он чуть не заплакал от радости, что с его рассудком, оказывается, все в порядке.

      На лице Шаляпина при этом воспоминании играла усмешка. Но за ней барабанным стуком пульсировало мрачное предчувствие: еще немного, и скоро уже ничего этого не будет.

* * *

      В декабре 1912 года Шаляпин ставит «Хованщину» в Большом театре. На этот раз коллеги охотно восприняли его в качестве режиссера. Спектакль имел колоссальный успех.

      В марте 1913 года вместе с С. Дягилевым, режиссером А. Саниным и дирижером Д. Похитоновым он разрабатывает план предстоящего Русского сезона в Париже и Лондоне.

      Русский сезон в Париже начинается с «Бориса Годунова», за которым следует «Хованщина». В Лондоне, кроме этих двух опер, исполняется и «Псковитянка» (о чем не так давно мечтал В. Стасов).

      Шаляпин хорошо знал парижскую публику, ему нравился ее темперамент. А вот об англичанах он знал только понаслышке.

      В

53

Спектакль шел под названием «Иван Грозный» и исполнялся на итальянском языке.