Август в Берлине. «Истина сделает вас свободными» (Иоанн 8:32). Михаил Собянин

Он мог встать у старого кафе, в котором ещё звучали джазовые аккорды послевоенных лет, но, едва отвернувшись, увидеть на стекле проекцию рекламного ролика – нового идеального Берлина, которого никогда не существовало.

      Город всегда был живым, но теперь казался больным. Его вены – улицы, по которым стекала дрожащая неоновая кровь. Его сердце – машины, гудящие в пробках, и шаги тысяч людей, не знающих, что давно стали лишь эхо тех, кто ходил здесь до них.

      Август любил этот город, но не доверял ему. Он знал, что Берлин был непредсказуемым, как старый сумасшедший, который смеётся не в такт шутке.

      2. Колодец

      Ночь была холодной, но Август почти не чувствовал этого. В городе давно стерлись границы между временами года: бетон и неон заменили солнце и воздух. Он шел пустыми улицами, пропитываясь их тишиной, глубоко погруженный в мысли, которые извивались в голове, как ленточные черви.

      Когда он свернул на переулок, который не мог вспомнить, его взгляд притянула неоновая вывеска. Она вспыхнула вдалеке – неуловимо, как мираж, но каким-то образом абсолютно реальная. Красный свет то угасал, то оживал, словно сердце умирающего существа. Шаг. Земля исчезла. Колодец без люка.

      Была секунда, в которой всё еще можно было сделать шаг назад, но её не случилось. Мир рухнул. Август провалился вниз, и в первые мгновения он даже не осознал, что падает. В голове мелькнула идиотская мысль: неужели я поскользнулся? Глупо, нелепо. Как банановая кожура в старых мультфильмах. Но затем пришла другая мысль – страшная, ледяная. Это не падение, это конец. Время замедлилось. Или, может быть, это его сознание работало слишком быстро, пытаясь найти выход из ситуации, которая больше не подчинялась законам разума. Всё, что было в его жизни, все мельчайшие моменты, которые он давно забыл, начали всплывать, как пузырьки воздуха в застоявшейся воде.

      Отец, который однажды посмотрел на него слишком устало и уже никогда не смотрел по-другому. Запах старых книг в университете, когда он думал, что весь мир впереди. Касание руки, которое так ничего и не значило. Недопитый кофе, оставленный на подоконнике осенним утром. Несбывшиеся мечты, замурованные в бетон времени.

      Он пытался ухватиться за воздух, но воздух ускользал. Падение длилось мгновение или вечность.

      А потом пришла боль. Она прошила его тело, резанула по нервам, вспыхнула красными огнями за закрытыми веками. Но длилось это лишь мгновение, потому что в следующее он провалился в темноту. Ничего. Тьма. Но не обычная тьма, к которой привык человеческий глаз, не та, что заполняет комнаты, когда гаснут лампы, и не та, что прячется в щелях между домами на узких улицах Берлина. Это была другая тьма. Тьма, в которой не существовало понятий. В ней не было границ, не было верха и низа. Она не была пространством, потому что пространство предполагает наличие чего-то. Здесь не было ничего.

      Сначала