Бесстрашная. Марина Ефиминюк

словно похороненная молвой актерка не пряталась в хозяйской гостиной, отец выдвигал ящички у аптекарского стеллажа, прихватывал большими пальцами щепотки сушеных трав и бросал в бумажный рожок. При моем появлении родитель оглянулся через плечо и резюмировал:

      – Вернулась?

      Народ с любопытством посмотрел в мою сторону.

      – Забыла… кое-что, – нашлась я и, прогрохотав каблуками по деревянной лестнице, взлетела на второй этаж.

      Бледная, как кипенная простыня, актерка сидела на краешке дивана и невидяще таращилась в пустоту. На коленях, прикрытых простым коленкоровым платьем, лежала злосчастная листовка.

      – Анна, – позвала я.

      Она заторможенно повернула голову. От тоски, застывшей в больших темных глазах, на меня снова нахлынуло чувство вины.

      – Простите, что не поверила вчера, когда вы говорили…

      Неожиданно Жулита вскочила на ноги, и листовка соскользнула на пол.

      – Ты обязана мне помочь! – Взгляд у актерки стал полубезумный.

      – Конечно, вы можете оставаться здесь, пока не решите, что делать дальше. Шумиха скоро уляжется…

      – Я хочу опровержение! Хочу исправить эту чудовищную нелепость! – перебила она меня. – Сегодня же! Они подделали предсмертную записку! Так? Значит, я должна написать своей рукой о том, что жива! Гравират с тобой?

      Я неуверенно кивнула.

      – Превосходно! Сделай оттиски! Вот так! – Она подошла к окну и встала вполоборота. – Я лучше всего получаюсь в таком ракурсе…

      Видя мои колебания, она вдруг разъярилась:

      – В конце концов, все началось с тебя! Если бы ты не следила за мной, то я бы сейчас собирала сундуки и переезжала в столицу!

      Она указала на меня пальцем, как будто больно ткнула в совесть.

      – Хорошо.

      Сдаваясь, я достала из секретера письменные принадлежности.

      – Пишите…

      «Уличные хроники» занимали несколько стылых комнатушек в полуподвальном помещении и соседствовали с «Вестями Гнездича», занимавшими три верхних этажа, не только уютных, но и исключительно теплых, не требующих специального обогрева. Возможно, среди конкурентов служили неплохие ребята, получше Пиотра-подлеца-Кравчика, но того, что в морозы на их рабочих столах не замерзали чернила, а в коридорах стояли проклятые фикусы, было достаточно для глухой ненависти, сплачивавшей наш разноперый коллектив.

      В конторе «Уличных хроник» царил не только влажный холод, с каким не справлялся очаг с тлеющими углями, но и уныние. Шеф сидел за большим обшарпанным столом, заваленным бумагами, и держался за голову. Угрюмое настроение начальства и новости о смерти Жулиты, главной героини утреннего выпуска, явно усугубили коллективное похмелье, ведь обычно сослуживцы праздновали до последнего гуляки, упавшего лицом в тарелку с закусками.

      – Явилась! – буркнул шеф в напряженной тишине. – Ты время видела?

      – Я с колонкой! – с порога с воодушевлением заявила я, хотя внутренне сжималась