Меч Роланда. Тим Северин

и двое братьев гордились своим воинским происхождением. Они бы пожелали, чтобы я устроил им соответствующее погребение, а не оплакивал их смерть.

      – У меня есть просьба, – сказал я.

      Оффа недовольно поморщился. От грязного плененного юноши, которому он только что оставил жизнь, не ожидалось просьб.

      – Что такое? – свирепо спросил король.

      На мгновение я подумал, что он сейчас передумает и вместо изгнания прикажет меня казнить.

      – Хочу, чтобы мой личный раб отправился со мной, – проговорил я.

      И снова Оффа посмотрел на моего дядю.

      – Невольник представляет какую-либо ценность?

      – Вряд ли, мой господин, – ухмыляясь, ответил Кинерик. – Это слабоумный калека. Иноземец, едва способный связать два слова.

      – Он присматривал за мной с самого раннего детства, – перебил его я. – Я в долгу перед ним.

      – И передо мной, – холодно проговорил правитель. – Забери с собой своего захудалого раба, но это будет стоить тебе дня отсрочки. Послезавтра тебя отправят на побережье и посадят на первый же корабль, отбывающий во Франкию.

      Глава 2

      Озрик, мой личный раб, раньше бывал на море. Отец купил его у бродячего торговца, который, должно быть, прослышал, что женщина, ухаживавшая за моим братом и мною, отказалась прикасаться к нам, заметив нечто странное в наших глазах. Другая домашняя прислуга была так же напугана.

      – Из него выйдет хорошая нянька. Он тихий, ласковый и со своей хромой ногой вряд ли убежит, – говорил работорговец, показывая потрепанного худого мужчину лет тридцати с кожей цвета старых опавших листьев.

      Несчастный, очевидно, попал в серьезную передрягу, так как его голова была постоянно склонена набок, а сломанная когда-то левая нога срослась криво.

      – Откуда он? – спросил король.

      Торговец пожал плечами.

      – Я приобрел раба в западных землях, его дали вместе с парой крепких девчонок, пригодных для работы в шахте. Местные нашли его на прибрежных скалах, как полудохлую скумбрию. Наверное, спасся с какого-нибудь разбитого суденышка.

      Отец, похоже, сомневался.

      – Стоит приобрести такого живучего, – обхаживал покупателя работорговец. – Другой бы на его месте умер. Кроме того, он не понимает по-нашему, так что не подцепит какую-нибудь дикую мысль или слух.

      Король дал себя уговорить. Он заплатил несколько монет и в шутку назвал нового раба Озриком – как враждебного королька в соседнем Уэссексе, кичащегося своей внешностью.

      С годами невольник стал неотъемлемой молчаливой частью домашнего хозяйства. Он говорил так редко, что многие заходившие принимали его за немого. Однако, растя под его опекой, я узнал, что он втайне научился нашему языку. Оставаясь наедине со своими двумя подопечными, он разговаривал с нами, хотя произносил каждый раз лишь несколько слов. Став старше, я пришел к заключению, что он предпочитал оставаться замкнутым, запертым в своем искалеченном теле.

      – После