Эльфийский бык – 3. Карина Демина

утра.

      Здесь утро не казалось таким уж добрым. Тьма, оказавшись на землях, ею же пронизанных, ожила, зашевелилась, спеша расползтись по телу.

      Пускай.

      Барьер был прочен. Да и в целом она, отделенная от энергетических каналов, особой опасности не представляла.

      – Доброго, – Вадик остановился в трёх шагах. – А там нет никого.

      – В доме?

      Не ошибся он, выходит, в прогнозах.

      – И когда?

      – Гости начали разъезжаться сразу после инцидента. Причём как-то вот… будто кто-то команду отдал.

      Может, и отдал. Не обязательно носить ментальный подавитель, если тьма уже внутри.

      – Сам хозяин?

      – Не знаю. Дочь его отбыла. Очень недовольная. На мужа орать изволила. Идиотом обзывала и ничтожеством. Да и в целом по-всякому. Последними убрались официанты и прочая обслуга.

      – А Свириденко?

      – Не уезжал. А в дом мы не совались.

      И это правильно.

      В самом доме было тихо и мертво.

      Он встретил гулкой пустотой, этот дом. И вялое эхо шагов умерло, едва родившись.

      – Неприятное место, – тихо произнёс Вадик. – Рука сама к оружию тянется.

      – Держитесь рядом.

      Свет почти не проникает в окна. Стёкла успели потемнеть, то ли пылью заросли, то ли плесенью. И мрамор утратил белизну, как и золото – блеск.

      – Что здесь…

      Вадик начал было и осёкся, когда Ведагор приложил палец к губам.

      Тьма.

      Та, дремавшая, сокрытая, то ли в доме, то ли где-то рядом, выбралась. Она приходила уже сюда и всякий раз отступала, унося немного жизни, пока было ещё что уносить. А теперь, забрав остатки, она обжилась.

      И чем дальше, тем больше её.

      Вот мрамор хрустит под весом человека, и сотни мелких трещин расползаются по камню, который того и гляди рассыплется песком. И не он один. Трещины ползут к стенам. И по стенам, поднимаясь выше и выше. Они готовы коснуться потолка, а потом и его расчертить.

      Дальше.

      Мёртвые цветы.

      И зал, накрытый для банкета. Прах. Гниль. Вонь испорченной еды, от которой Вадик трясёт головой. И всё-таки вытаскивает пистолет.

      Так ему спокойней.

      – Здесь нельзя стрелять, – Ведагор говорит это тихо. – Звука хватит, чтобы всё рухнуло.

      Срезанные розы, будто кто-то нёс букет, но не донёс, а рассыпал. И стебли цветов обуглились, а лепестки опали, осыпались и тают алыми скорлупками.

      Дальше.

      Лестница.

      И кабинет, в котором Ведагор уже бывал. Лестница опасно скрипит.

      – Возвращайтесь.

      – Извини, хозяин, но не уйду, – всё же Вадик был отвратительно упрям. – Ребятам скажу, но сам… если что, хоть силой поделюсь.

      Здесь, на втором этаже, всё так же, как на первом. Разве что тьма прорастает темным ковром то ли мха, то ли просто какой-то изменённой дряни. И ноги погружаются в него беззвучно. А вот над самим ковром поднимаются ошметки тумана. И норовят прилипнуть, прирасти к одежде.

      К вечеру рассыплется.

      А дверь кабинета приоткрыта, словно приглашают.

      Хотя так и есть.

      И