Песнь сирены. Ghenadii Alexei Eni

ела на своем обычном месте, на гладком, отполированном веками камне, и смотрела на горизонт – линию, где тревожное серо-стальное небо сливалось с не менее хмурым морем.

      Счет времени давно потерялся. Рассветы сменялись закатами, лунные циклы – сменой сезонов, но ее жизнь оставалась неизменной, застывшей в янтаре одиночества. Ее дом – прохладный, влажный грот за живой завесой водопада. Воздух здесь был густым, пах сырой землей, пресной водой и едва уловимым ароматом редких подземных цветов, светящихся в темноте фосфорическим светом. Перламутровые стены тускло мерцали, отражая блики воды из озерца. На каменных уступах, как на алтаре забвения, лежали ее сокровища: гребень из кости нарвала, инкрустированный жемчугом, осколок амфоры с изображением танцующих нимф, потускневший серебряный браслет ее младшей сестры Лиары… Каждое прикосновение к этим вещам отзывалось фантомной болью в сердце, бессмертном, но таком уязвимом.

      Она была последней. Последней из дочерей моря, чей народ когда-то правил волнами, чьи песни могли усмирять шторма и очаровывать морских змеев. Но потом пришли они. Люди. Сначала – с детским любопытством, потом – с алчностью завоевателей. Они возжелали их магии, их красоты, их бессмертия. Страх и жадность породили предательство, такое черное и горькое, что сама суть мироздания содрогнулась. И древнее проклятие, как карающий меч, обрушилось на сирен. Любовь к смертному – верная смерть. Мучительная, иссушающая, превращающая в горстку соли и пены на ветру. Одна за другой ее сестры гасли, как звезды на предрассветном небе. Осталась только она, Селия, вечная стражница у руин своего мира.

      Одиночество стало ее броней, ее маской, ее второй кожей. Но под ней все еще жила та, прежняя Селия, помнящая тепло объятий, смех, силу общих песен, способных исцелять и творить. Теперь ее голос, могущественный артефакт древней магии, чаще молчал. Петь для ветра и безразличных чаек казалось насмешкой над прошлым. Мудрость веков, накопленная ею, ощущалась не даром, а проклятием знания о всей боли и глупости мира – и человеческого, и ее собственного, некогда гордого народа.

      Лишь иногда, в редкие ночи полнолуния, когда серебряная дорожка ложилась на воду, она позволяла себе петь. Негромко, почти шепотом. Мелодию без слов, сотканную из лунного света, плеска волн и неизбывной тоски. И тогда казалось, что сам океан, древний и мудрый, отвечает ей тихим, глубоким вздохом.

      Она легко соскользнула со скалы, ее тело двигалось с грацией хищницы. Мощный, гибкий хвост, покрытый мелкой, переливающейся чешуей от глубокого изумруда до темного аквамарина, легко рассек прохладную воду. Океан. Ее стихия. Ее вечность. Он дарил иллюзию свободы в пределах ее золотой клетки. Здесь, на границе воды и суши, под бездонным небом, она чувствовала себя по-настоящему живой. Но какой была эта жизнь? Пустой. Бесцельной. Глубоко внутри, под слоями льда, которым она сковала свое сердце, все еще тлел уголек надежды. Мечта о ком-то, кто сможет пройти сквозь легенды, страхи, сквозь ее магию – и увидеть ее. Просто ее. Узнать ее. Но эта мечта была опаснее любого шторма. Проклятие было тенью, следующей за ней по пятам. Оно ждало ее ошибки. И она ждала. Ждала знака, судьбы, конца – чего угодно, что нарушит это бесконечное, звенящее одиночество. И предчувствие грозы, висевшее в воздухе, казалось ей таким знаком. Приближалась перемена.

      Глава 2: Принц и Шторм

      «Морской Ястреб» летел на всех парусах, оставляя за кормой пенный след на синей глади. Эларосский дуб, из которого был построен корабль, тихо поскрипывал, словно напевая свою песню ветра и волн. Принц Эрик стоял на юте, положив руку на отполированное ветрами и солью дерево штурвала. Ветер трепал его светлые, почти золотые волосы и приносил с собой бодрящий запах моря – смесь соли, водорослей и далеких, неизведанных земель. Здесь, вдали от душных залов дворца, пропахших воском и пылью старых гобеленов, он дышал полной грудью.

      Он не был похож на своего отца, короля Теодора, чьи мысли были заняты урожаем, налогами и непростыми отношениями с горными кланами. Эрик был сыном своей матери – принцессы с Жемчужных островов, чья кровь пела в унисон с океаном. От нее он унаследовал не только любовь к морю, но и неутолимую жажду познания, веру в чудеса и отвращение к затхлым предрассудкам, которыми была полна столица. Старый советник Малволио с его вечными предостережениями о «морских демонах» и «проклятых водах» вызывал у принца лишь усмешку.

      Эта экспедиция к внешним островам Аркадии была вызовом. Вызовом судьбе, страхам, косности придворных. Эрик хотел нанести на карты забытые богами уголки мира, найти новые торговые пути, но главное – развеять тьму суеверий. Он верил, что океан скрывает не только опасности, но и великие дары, если подойти к нему с открытым сердцем, а не с гарпуном наготове. Он искал диалог там, где другие видели лишь угрозу.

      «Темнеет, ваше высочество», – капитан Рорик, старый морской волк с лицом, похожим на потрескавшуюся карту, указал на запад. Там, где только что сияло солнце, небо стремительно затягивалось чернильной чернотой. Воздух стал неподвижным и тяжелым, словно перед последним вздохом. Запахло озоном и тревогой.

      «Крепите паруса! Готовимся к шквалу!» – скомандовал Эрик, его беззаботность мгновенно улетучилась. Он знал эти признаки. Океан