Адония. Том Шервуд

Люция, стоявшая с приготовленными водой и хлебом, испуганно отшатнулась от неё, как от покойницы.

      – Вы слышали! – трагически воскликнула сестра Ксаверия. – Вы все слышали! Она угрожала мне!

      Однако, вместо сочувствия, в задних рядах воспитанниц прошелестело:

      – Чёрная Нога!

      Прошло полчаса. Фиона не пошла на завтрак. Она лежала на кровати лицом вниз и до изнеможения рыдала. Воспитанницы, подавленные, скорбные, принесли ей картофелину и стаканчик компота.

      – Чулан – это очень страшно? – спросил кто-то из обступивших кровать Фионы.

      – Ещё как! – ответили ей. – Там же крысы! Ровенку год назад сажали в чулан, так она визжала там как резанная, а когда её вытащили, она день в обмороке пролежала. А Адония-то никогда ещё в чулане не сидела.

      – Из-за меня, из-за меня, – рыдала Фиона. – Из-за меня!

      Адония, стоя посреди страшилища, именуемого «чуланом», осматривалась. Позади дверь. Впереди деревянный настил, на уровне колен, вместо кровати. Раскинув руки, можно одновременно достать и левой стены, и правой. Тусклый свет проникает сквозь маленькое зарешёченное окно под самым потолком. Ну вот, дожила до чулана. Что дальше?

      Подойдя к настилу, Адония смахнула с него чёрную полуистлевшую солому, положила на доски хлеб и поставила кувшин с водой. Села рядом, поджала ноги, охватила колени руками.

      – Зимой здесь было бы холодно, – сказала она сама себе. – А сейчас – пустяки. Два дня – это не долго.

      Вдруг её внимание привлёк короткий шорох внизу. Адония встала на четвереньки, всмотрелась.

      Она не знала, что в эту самую минуту в ворота пансиона постучали двое монахов.

      Всмотрелась – и увидела, как, чутко подрагивая тонкими прямыми усами, из щели между стеной и полом выбрался толстенький серый зверёк с длинным голым хвостом. Адония тихо щёлкнула языком. Зверёк метнулся назад и исчез. Тогда маленькая заключённая отщипнула кусочек хлеба и бросила его к чернеющей щели. Прошло несколько томительных, долгих мгновений. Опять показалась острая мордочка, дрожащие, тонкие, словно проволочки, усы.

      – Так ты, значит, крыса, – наблюдая за тем, как зверёк расправляется с хлебом, проговорила Адония. – Какая прелесть.

      Тени из прошлого

      В ворота пансионата постучались двое монахов. Ими были патер Люпус и заметно возмужавший Филипп. Их свита, – эскорт и карета, – остались неподалёку, на ферме, и эти двое выглядели так, будто их действительно только двое, и пришли они издалека. Как и пять лет назад из бойницы спустили корзинку и Люпус положил в неё заготовленное письмо к метрессе.

      Через полчаса ворота приоткрылись и хмурая привратница произнесла:

      – Мужчинам сюда входить нельзя. А деньги можно передать мне. Донна Бригитта распорядилась.

      – Я старый монах, а не мужчина, – кротко ответил ей Люпус. – Со мной наш казначей. Мне нужно самому увидеть оставленную мной сиротку. Мы отдадим деньги и сразу уйдём.

      Привратница отступила, притянула створку ворот и заложила брус. Через полчаса она снова отворила ворота и сообщила:

      – Можно войти старому