Смерть не приходит одна. Павел Петрович Михайлюк

з деревянных домов в которых печь внутри, а туалет снаружи в пятиэтажки, где кочегарка снаружи, а туалет внутри. Наш рассказ пойдет о последнем бараке в селе. Когда-то тут было много таких бараков, в них жили рабочие, которые работали на складе боеприпасов – делали деревянную тару для снарядов, утилизировали снаряды, выплавляя тротил, было свое производство на котором много чего делали, обслуживая огромную военную часть. Наравне с рабочими там работали солдаты. Часто призывников из села распределяли в эту часть – еще вчера ходил рабочим, жил в селе и ходил в часть на работу, а теперь живет в казарме, а в село ходит в магазин. После развала СССР часть несколько раз сокращали, и, в итоге, к началу 2000-х годов она уже не принимала на хранение новые боеприпасы, а только хранила и утилизировала огромное количество запасенных в советское время снарядов. Завод сильно сократили, люди разъехались – кто в Тверь, кто в Москву, часть занялась бизнесом, а именно незаконной заготовкой леса. Прямо в лесу стояли лесопилки, люди валили лес, строгали доски и везли все это на юг – в Астрахань, Волгоград – там было легче договориться с милицией, и цены были выше, чем в Твери и Москве.

      В двухэтажном двухподъездном типовом бараке жило две категории людей – кормильцы и дармоеды. Дармоеды были уже совсем спившиеся алкоголики, которые либо не могли, либо не хотели нигде работать. Большую часть времени они сидели на деревянных лавках со столами и резались в домино. Рядом стояли покосившиеся столбы без бельевых веревок, никто там уже давно не сушил белье, так как дармоеды его тут же воровали и пытались продать вместе с веревками. Причем они не были плохими людьми, просто жажда выпить затмевала разум в этих людях. Они потом часто сами приходили к хозяйке, которая вывесила свое белье на столбах и каялись в содеянном.

      – Слышь, Маня, ты б не вешала белье, ты же знаешь, мы за себя не отвечаем. Точнее я отвечаю, но только за себя, а вот Саша Яшин совсем плох, за него не ручаюсь.

      Саша Яшин, муж Кати, – немолодой, но крепкий мужик, постоянно улыбающийся, похожий на профессора, сильно контрастировал со своим спившимся окружением. На лавочке раньше его всегда сажали на почетное место посередине. В дармоедах он был всего полгода. До этого он был запойный, но работающий семьянин. Работал он на лесопилке, всегда угощал дармоедов, был весельчак, балагур и душа компании. Полгода назад он отрезал себе правую руку «по часики» на циркулярной пиле. Хозяин сказал не вызывать скорую, т.к. они вызовут ментов и лесопилку закроют. Саша отлежался на лесопилке, а потом хозяин сам его привез домой и дал отступных. Пока Саша лежал дома и залечивал культю дармоеды его деньги пропили. Первое время он храбрился, говорил, что можно и без руки работать, и часто фантазировал на тему того, что бы он мог делать. Но по факту он все чаще проводил время с дармоедами и все время жаловался. Они его жалели, утешали, угощали, помня то, что он долгое время был кормильцем. Он по-прежнему сидел на почетном месте, но опустился, отрастил бороду и патлы, пообносился. Кроме потери руки Яшин потерял интерес к жизни, перестал балагурить, ходил хмурый, ушел в запой и уже не возвращался из него. Частенько стал бить жену и ее дочку. Вскоре уважительное отношение к нему стало пропадать, его перестали слушать, стали перебивать, да и рассказывать ему было нечего. Его старые байки все слышали по многу раз, раньше переслушивали из уважения к нему, т.к. он угощал, а теперь никто не хотел их слушать. Жизненный опыт его был мал и ограничивался рассказами о лесопилке, кто там разбогател, на какой машине приехал, кому палец отрезало, кому руку. Вскоре дармоеды сказали: «Первый день золотой гость, второй день серебряный, а на третий день иди добывать как все». Означало это, что надо идти искать выпивку. Искать ее можно было несколькими способами – выклянчить в долг у бабки самогонщицы, которая жили в страшном, покосившимся, состоящим из гнилых бревен доме, стоявшем в конце села или искать кормильца.

      За речкой

      У бабки самогонщицы цены были в разы ниже магазина, из-за огромного спроса со стороны рядовых солдат и младшего офицерского состава она могла, но не любила давать в долг. Пока Саша Яшин работал, она охотно давала ему в долг, а потом ссуживала его из жалости, но он не любил клянчить у нее из гордости. А вот попросить кормильца – это можно. Саша называл это не просить, а пригласить. Чаще всего он приглашал Лешу Кузьмина, бывшего разведчика ГРУ, служившего в начале 80-х в Афганистане или, как он говорил, «за речкой». Он был крепкий, щедрый, много пил, но быстро приходил в себя и почти не мучился похмельем – сказывались годы интенсивных тренировок и железное здоровье. Сам он был москвич, но когда его сын привел в их двухкомнатную квартиру жену, Леша не поладил с ней. Как-то стоял он на кухне и резал ножом мясо. Пришла невестка и начала орать, что она купила это мясо для себя с Юрой, и чтобы он не трогал их продукты. Поскольку Леша продолжал резать мясо, она подошла к нему сзади и схватила его за руку, в которой он держал нож. Леша ей руку чуть зафиксировал и резко дёрнул. Машинально. Его же долго учили убивать… Итогом падения на пол Светы явился перелом ребра, сломанная в запястье рука и сломанная жизнь. Она подала заявление в милицию. Приехал наряд, а так как Леша был еще и пьян, его забрали. Все отделение сочувствовало ему, когда он рассказал свою историю и в итоге послали участкового ходатайствовать