Возлюбленная. Тони Моррисон

вышла за него замуж, обращались с ней чуть-чуть насмешливо, по-братски, капельку заигрывая, подтрунивая – не сразу и догадаешься, что за этим стоит.

      Поль Ди казался в точности таким, как и тогда, в Кентукки, если не считать копны отросших волос да странного ожидания в глазах. Блестящая, как сланец, черная кожа; спина прямая. Для человека с таким, в общем-то, неподвижным лицом удивительной была его мгновенная готовность улыбнуться, разгневаться, огорчиться с тобой вместе. Словно всего-то и требовалось – привлечь к себе его внимание, и в нем мгновенно возникали те же чувства, что и в тебе. Глазом не успеешь моргнуть, а лицо у него уже совсем другое – словно свои эмоции он хранил очень близко, сразу под кожей.

      – Мне ведь не нужно и спрашивать о нем, да? Ведь ты бы сказал мне, если б что-нибудь знал, верно? – Сэти посмотрела на свои босые ноги, и снова перед ней возникли те сикоморы.

      – Сказал бы. Конечно, сказал бы. Но я и теперь знаю не больше, чем тогда. – «Если не считать маслобойки, – подумал он, – но тебе-то об этом знать вовсе не нужно». – А ты разве надеешься, что он еще жив?

      – Нет. Мне кажется, он умер. И моя вера не помогла б ему выжить.

      – А как считала Бэби Сагз?

      – Точно так же, да только если ее послушать, так все ее дети непременно умерли. Говорила, что в точности знала день и час, когда каждый из них умирал.

      – А когда, по ее словам, умер Халле?

      – В тысяча восемьсот пятьдесят пятом. В тот самый день, когда у меня дочка родилась.

      – Так ты все-таки родила! Вот уж не думал, что ты с этим справишься! – Он усмехнулся. – Ведь на сносях удрала!

      – Пришлось. Ждать-то больше нельзя было. – Она, потупившись, тоже вдруг подумала: а до чего же странно все-таки, что она тогда справилась. Но если б не та девочка, что хотела бархат купить, ничего бы у нее не вышло.

      – Неужели все сама, одна? – В голосе его слышались и гордость за нее, и обида. Но все ж таки ему было очень грустно, что ей не понадобилась ничья помощь, ни Халле, ни его самого.

      – Почти что сама. Мне тогда одна белая девушка помогла.

      – Ну так благослови ее Господь, она и себе помогла.

      – Если хочешь, оставайся ночевать, Поль Ди.

      – Как-то ты не слишком уверенно это предлагаешь.

      Сэти глянула поверх его плеча на закрытую дверь.

      – Да нет, что ты! Я от всего сердца, вот только ты уж прости – у нас не прибрано. Входи, входи. Поговори с Денвер, пока я поесть приготовлю.

      Поль Ди связал шнурки ботинок, перекинул их через плечо и прошел следом за Сэти в дом, тут же попав прямо в пятно красного пульсирующего света, словно замкнувшееся вокруг него.

      – У вас, я вижу, гости? – прошептал он, остановившись и нахмурившись.

      – Случается, – откликнулась Сэти.

      – Господи ты Боже мой! – Поль Ди попятился к двери. – Неужто злые духи завелись?

      – Нет, этот дух не злой. Скорее грустный. Да входи же. Шагай смелее.

      Он внимательно посмотрел на нее. Куда внимательнее, чем в первый