Династия Одуванчика. Книга 3. Пустующий трон. Кен Лю

Умение рассуждать и чувствовать при помощи этих конструкций, переводить в мысли свет и тени, звуки и запахи, вкус и осязание казалось Торьо величайшим волшебством.

      Разумеется, как и умение говорить – придавать форму дыханию при помощи губ и языка, артикулировать, собирать звуки в слоги, составлять из предложений словесную песню, исполнять написанную мысленно музыку на живом инструменте своего тела.

      Еще чудеснее было умение слушать, без которого невозможно доносить свою музыку до других, заставлять другие тела сочувственно трепетать, позволять другим разумам увидеть, услышать, понюхать, попробовать на ощупь и на вкус то, что видела, слышала, обоняла, трогала и пробовала ты сама.

      При помощи речи она узнавала содержимое другого разума, примеряла на себя окружающий мир, сохраняла воспоминания, многократно проговаривая настоящее, и то постепенно становилось прошлым, теряя яркость и живость до тех пор, пока от него не оставались одни лишь слова. Но стоило ей вновь произнести эти слова, как воспоминания оживали.

      Волшебство речи было эфемерным: оно исчезало, как только слова были услышаны. Все, что ты произносишь, умирает сразу после рождения. Жить – значит дышать, а быть человеком – значит мыслить. Таким образом, речь, будучи дыханием мысли, была смертна, как и сам говорящий. Речь невозможно удержать на месте, как ни старайся.

      За это Торьо любила ее еще сильнее.

      Флотилия шла по океаническому течению тем же путем, которым десятилетия назад к берегам Укьу и Гондэ направлялся Луан Цзиа.

      Ученые ежедневно изучали положение звезд, проводили измерения и отмечали в дневниках все чудеса, что видели вокруг. Сами забиралась в «воронье гнездо» на мачте, чтобы зарисовать пускающих фонтаны китов. В сети матросов то и дело попадались невиданные доселе рыбы, креветки, медузы, морские звезды, а изредка даже мелкие киты и акулы, которые не водились ни в Дара, ни в Укьу-Гондэ. Художники, гончары, мастера, работающие с керамикой, и резчики искали, куда приложить руки, и в конце концов тоже занялись зарисовками и сооружением анатомических моделей. Радзутана придумывал новым видам вычурные имена, записывая их классическими логограммами. Онэ ги офэго гинпен захугара («развевающийся гинпенский кушак» – медуза с очень длинными щупальцами), крупа ковин («тусклый глаз» – весьма устрашающего вида рыба с непропорционально большими глазами), джиджимору ви туто рэ визэта («скрипучая прялка увядшего бога» – вероятно, неизвестная прежде разновидность водорослей, поставившая ученых в тупик) и так далее.

      Большинство моряков, впрочем, предпочитали оценивать эти новые дары моря с гастрономической точки зрения. В этом деле тон задавали капитан Нмэджи Гон и командор Типо То. Они испробовали все доступные способы приготовления этих незнакомых существ и называли их по вкусу: «рыба-вонючка», «щипучее желе», «морской чернослив» и тому подобное.

      Как правило, чревоугоднические названия оказывались популярнее, из-за чего Радзутана Пон постоянно страдал и проклинал недостаточную утонченность своих товарищей.

      Учеба