Эволюция. Андрей Зорин

м дорфом-водителем. Поэтому сейчас она сидела за рулем и в недоумении рассматривала приборную панель. Яркость фар упала настолько, что дорогу впереди освещали лишь всполохи молний над головой, машина ехала все медленней и медленней. Руль на поворотах вращался все тяжелее. «Что происходит? Неужели я так одряхла, что не смогу справиться с машиной? – крутились мысли в голове Максимы2. – Ради всего святого, ради дела, которое я возглавляю, ради Праматери я должна добраться до места», – молилась про себя Има Максима.

      В этот момент машина остановилась, стрелки на приборах намертво застыли, а фары и сами приборы потускнели так, что ночь снаружи стала казаться ярче. Има растерянно поглядела на приборы – и вдруг вспомнила, что каждый раз, когда она спускалась на побережье, водитель несколько раз останавливался по пути, чтобы добавить топлива.

      Открыв дверцу, она всем телом ощутила мощь зимнего ливня. Капли ледяной воды падали с неба иглами, больно жаля голову и нежную кожу рук. Втянув голову в плечи, она бегом обогнула машину и открыла расположенный позади капот. Действительно, огонь, поддерживавший ее транспорт в рабочем состоянии, не горел. В топливной камере еле тлели угли. Открыв топку, она закинула туда несколько совков черных топливных шаров и поработала мехами, чтобы они сильнее разгорелись. Как только внутри раздалось гудение пламени, машина ожила. Пар закрутил механизмы, и яркий свет фар прорезал темноту. Увидев знакомые очертания холмов, которыми заканчивались горы и начиналась прибрежная равнина, Има улыбнулась: до побережья осталось совсем немного. Она почти у цели. Сев за руль, она сдвинула рычаги, и машина, выпустив излишки пара, с шипением двинулась вперед.

      Зимой на побережье было пусто, холодно и нечем заняться. Большинство жителей из тех, что не могли уехать, просто впадали в спячку на зимний сезон. Дом ныряльщиц стоял практически у самой воды. Бурные волны океана разбивались о рукотворную скалу его фундамента и, шурша, словно змеи, уползали в темноту водной бездны. Има остановила машину прямо у входа. По протоколу она должна была заехать с другой стороны, но сегодня ей было не до соблюдения правил.

      Два крупных дорфа, по виду охранники, выпучили глаза при виде Имы, вставшей с водительского места. Они подбежали к ней и почтительно склонили головы.

      – Благословите нас, Максима, – попросил один из них.

      – Во имя Праматери, – Има коснулась их затылков. Для этого пожилой Максиме пришлось встать на цыпочки. – Пусть теплый песок ждет ваших детей и детей их детей.

      – Благодарим, Максима! – хором отозвались стражники. – Вас ждут внутри, – один из дорфов открыл тяжелую створку двери и протянул руку, чтобы помочь Име подняться по ступенькам. Внутри ее ждали. Худой, юркий, как и все адлиги3, встречающий почтительно склонил перед ней голову, но благословения не попросил.

      – Меня зовут Сени, Максима, – представился он, – это я с вами разговаривал. Ныряльщицы в главном зале ждут вас. Но я бы хотел, чтобы сначала вы сами прочли документ, – Сени вежливо взял Иму под руку и повел вглубь здания по коридору. – Синтаксическая машина выполнила перевод, и вам просто необходимо с ним ознакомиться. После этого вы сможете удостоить ныряльщиц своим присутствием.

      Мягко, но настойчиво Сени провел Иму в небольшой кабинет в конце коридора, напоминавший ее собственный в монастыре Праматери. Большой стол, заваленный бумагами. Гудящая электричеством синтаксическая машина с ядовито-зеленым экраном. Уютная лампа с зеленым абажуром, освещающая только рабочее пространство и оставляющая остальное в мягкой полутени. Посреди стола – ярко-красная пластиковая папка.

      Има села за стол и аккуратно, словно это было ядовитое животное, дотронулась до папки.

      – Это она? – спросила Максима, хотя понимала, что вопрос лишний. Единственная причина, по которой она здесь сейчас находилась, – содержимое этой папки.

      Сени кивнул.

      – Пока вы читаете, я пойду в зал к ныряльщицам, госпожа, – он вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь.

      Има раскрыла папку. Внутри, в прозрачном пластиковом конверте, лежала обычная толстая тетрадь, только очень старая. Увидев такую в любой другой ситуации, она бы, скорее всего, не обратила на нее внимания. Тетрадь и тетрадь. На обложке – совершенно непонятные знаки, не похожие ни на один известный алфавит. Ну и что? Вот только, по словам Сени, возраст бумаги превышает всю известную историю ее народа. А текст, переведенный синтаксической машиной…

      Она взяла лежащие рядом листы с переводом. Ровные буквы машинного текста не имели ничего общего с каракулями, написанными неизвестно кем и когда. Поначалу читать было трудно: в тексте встречалось много незнакомых слов, рядом с которыми стояли пояснения умной машины. Она просмотрела текст наискосок и наконец приступила к медленному и вдумчивому чтению.

      «Рабочая тетрадь для опытов», – гласила надпись на заглавной странице. Дальнейший текст, однако, не имел к опытам никакого отношения.

***

      «Впервые я встретил Горячева лет двадцать назад. Я был молод, неопытен и работал в небольшой

2

В философии максима – моральное правило или принцип поведения, для которого свойственна предельная общность и обязательность. Здесь – высшее духовное лицо.

3

Адлиги – высшая каста. Ученые, воины.