Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии. Виктор Таки

соответствующие указания дивизионным и полковым командирам. Так, полковник М. А. Тиман Санкт-Петербургского уланского полка получил приказ «обласкать сколько возможно» жителей деревни Фундукли, которую он должен был занять и «уверить их в совершенном покровительстве Российского правительства с тем, чтобы они остались на местах и занимались работами домашними и не разбойничали». Толь напоминал Тиману, что казаки, назначаемые им для занятия селения, «не должны ни под каким видом причинять никому из обывателей нисколько вреда и обид… ибо сим одним только средством можно привлечь их оставаться спокойно на своих местах»223. Подобные же инструкции получил и генерал-майор К. Л. Монтрезор, который с двумя кавалерийскими полками должен был занять Русокастро. Монтрезору предписывалось привлечь жителей на сторону России, убеждая их, что «мирные и безоружные поселяне отнюдь не принимаются нами за врага и что Высшее начальство готово напротив оказать им всякое покровительство лишь бы они продолжали спокойно свои земледельческие и торговые занятия»224.

      Заверения в защите были частью психологической кампании, которой следовало российское командование, дабы извлечь максимальные выгоды из недавней победы. Так, генерал-майор Терентьев, занявший Сливно и Ямболь со своей уланской бригадой, получил указание распространять среди жителей слухи, что османская армия была везде разбита, потеряла артиллерию и находится в крайнем положении, не будучи способной даже помышлять о том, чтобы снова бросить вызов русским войскам. Как и Монтрезор, Терентьев должен был обещать местным жителям высочайшее покровительство и убедить их, что русские ведут войну только против султана, но не против невооруженных обывателей. Терентьев должен был уговорить жителей остаться в своих домах и убедить их, что русские солдаты не только не причинят им никакого насилия, но и уберегут от остатков османских войск, которые были расстроены, утратили дисциплину и бродили по округе шайками, не зная, куда податься, дабы избежать полного уничтожения225.

      В начале июля Дибич докладывал Николаю I, что благодаря быстроте его продвижения «греки и болгары, живущие в селениях той части Балканов, которая уже занята нашими войсками, остались на месте, [и] приняли победителей с величайшей радостью». Дибич также уведомил царя о своем указании подчиненным, чтобы они щадили частную собственность и «платили наличными деньгами за все»226. Однако действительность не была так безоблачна. Как и в случае с кампанией 1828 года, местные жители часто убегали при приближении русских войск. Так, уже упоминавшийся полковник Тиман докладывал Толю, что разъезды, отправленные для занятия деревень Борунджик и Орорман, застали там лишь горсть болгар. Последние уверяли, что «все жители турки их селений, даже большая часть невооруженных от испугу уходят и бежат через Ямболь в Адрианополь»227. При занятии Русокастро кавалеристами генерала Монтрезора его непосредственный

223

Толь – полковнику Тиману (петербургского уланского полка). 9 июля 1829 г. // РГВИА. Ф. ВУА. Оп. 16. Т. 1. Д. 4841. Ч. 1. Л. 174.

224

Толь – Монтрезору. 16 июля 1829 г. // РГВИА. Ф. ВУА. Оп. 16. Т. 1. Д. 4841. Ч. 1. Л. 330–330 об.

225

Толь – Ридигеру. 18 июля 1829 г. // Там же. Л. 392–392 об.

226

Дибич – Николаю I. 9 июля 1829 г. // Русская старина. 1882. № 4. С. 164.

227

Тиман – Толю. 13 июля 1829 г. // РГВИА. Ф. ВУА. Оп. 16. Т. 1. Д. 4841. Ч. 1. Л. 284.