Книга пощечин, или Очередная исповедь графомана. Валерий Михайлов

важно! – доказывала мама, когда я демонстративно не желал слушать о повышении цен на коммуналку.

      – И что, если я буду это знать, цена упадет?

      – Нет, но…

      – А раз нет, то и не трахай мне мозги.

      Мама обижалась, говорила, что и так со мной уже боится разговаривать.

      – Так ты не разговариваешь, – отвечал я. – Ты пересказываешь телевизор.

      – Но надо же знать…

      – А я хочу не знать.

      – Но как?

      – Вот так.

      – Чудной ты человек.

      – Какой есть.

      – Скажи тогда, о чем с тобой можно говорить?

      – О чем угодно, но только не о том, что говорят по телевизору, и не о ценах на рынке.

      Сколько помню, я всегда старался окружить себя этаким вакуумом. В моей комнате постоянно задернуты шторы. А не так давно я врубал музыку утром и выключал перед сном, чтобы отгородиться от окружающих звуковым барьером. Сейчас я делаю это реже. Когда родители уезжали на дачу, я первым делом отключал телефон, затем убирал подальше все часы, чтобы отгородиться не только от внешнего пространства, но и от времени. Совсем нелюдимым при этом я не был, так как, стоило родителям уехать, ко мне в гости заваливали друзья.

      Мама не могла понять, что незнание происходящего в стране-и-Мире и наличие буфера между мной и ближними являются необходимыми условиями для моего внутреннего комфорта, и постоянно пыталась разрушить мой вакуумный мирок, а я защипал его изо всех сил.

      – Как ты будешь жить, когда меня не станет?! – сокрушалась она.

      – Тогда и увидим, – отвечал я.

      Духовным преемником папы, в конце концов, провозгласил себя Коля. При жизни они с папой не ладили, часто ругались, а один раз не на шутку подрались. «Забыв» об этом, брат создал что-то вроде культа вокруг папиной фигуры. Довольно часто он ходил на папину могилу, пил там водку, разговаривал с папой. Он сделал (за мамины деньги) железное надгробье и оградку, прихватив участок для мамы. Когда мама разделила между нами наследство, Коля под девизом «все папино – мое», выгреб все его вещи и даже потребовал у мамы папино золото. Надо сказать, что золота у нас было немного. Имея свое, советское представление о ценности вещей, родители тратили больше на книги, их у нас было около 2 000 томов, ковры, посуду, вещи и еду.

      Ковры в Советском Союзе были поистине культовыми предметами, ставшими главной причиной появления традиции снимать обувь в домах. Понять это мне помогло детское воспоминание: Первая половина семидесятых годов. К родителям часто приходят гости. Они проходят в зал и уже там, перед ковром снимают обувь. Это сейчас для многих ковер не более чем напольное покрытие. Тогда же, в советское время он был символом достатка, успеха в жизни и богатством, которое надо было передать детям и внукам в целости и сохранности. Именно благоговение перед Коврами (с большой буквы) заставило нас снимать обувь. Так мусульмане разуваются перед входом в мечеть. А как же грязь? Конечно, в сырую погоду, там, где тротуары –