Тот, кого нельзя любить. Darina West

не беременна. Мы решили усыновить ребёнка.

      Я на мгновение замерла, прокручивая её слова в голове.

      Усыновление.

      Я посмотрела на неё внимательно, ища в её лице хоть каплю неуверенности, но её не было.

      Мама говорила спокойно, уверенно, осознанно.

      Я почувствовала, как внутри меня поднимается что-то тёплое.

      – Мама… это… это потрясающе.

      Она слабо улыбнулась, и мне показалось, что её глаза чуть увлажнились.

      – Ты правда так думаешь?

      – Конечно. Это… это очень большой шаг. Но ты уверена?

      – Да. Мы долго об этом говорили, долго думали. Мы пришли к этому решению не за один день.

      Я переваривала эту информацию, а потом задала вопрос, который не мог не появиться у меня в голове.

      – Но… почему не суррогатное материнство? Ведь Олег…

      – Мы обсуждали этот вариант. Но решили, что если уж давать любовь ребёнку, то тому, кто в ней особенно нуждается.

      Я нахмурилась.

      – То есть… ребёнок уже есть?

      Мама кивнула.

      – Да. Это младенец. Девочка. Она родилась неделю назад, и её мать отказалась от неё в роддоме.

      Я почувствовала, как в груди что-то дрогнуло.

      – Ты её видела?

      – Пока нет, но я знаю о ней. Мы уже подали документы, и если всё пройдёт гладко, через пару недель мы сможем познакомиться с ней.

      Я провела языком по губам, чувствуя, как меня охватывает радость, волнение и любопытство сразу.

      – А как Олег? Он сразу согласился?

      Мама улыбнулась как-то по-особенному.

      – Олег долго думал. Он не принимает решения сгоряча, ты же знаешь его. Для него семья – это нечто структурированное, почти математически выверенное.

      Я кивнула.

      – Я знаю. Для него всё должно быть логичным, просчитанным.

      – Да. И вот представь, что я ему говорю: «Олег, я хочу усыновить ребёнка».

      Я фыркнула.

      – Он, наверное, сначала решил, что это просто импульс?

      – Примерно. Он долго молчал. Потом задал несколько вопросов. Очень конкретных, очень… практичных.

      – Например?

      – Готова ли я к этому? Почему я хочу этого? Как это изменит нашу жизнь? Он не отрицал саму идею, но он хотел понять, что мной движет.

      Я покачала головой.

      – Типичный Громов. Он всегда пытается разложить эмоции по полочкам.

      Мама усмехнулась.

      – Да, но с ним это не раздражает.

      Я задумалась.

      – А что в итоге его убедило?

      Мама посмотрела на меня, и её улыбка стала чуть мягче.

      – Он увидел, как мне этого хочется. Он не сразу сказал «да», но я видела, что он обдумывает. А потом, через несколько дней, он согласился.

      Я задержала дыхания и вдруг поняла ещё одну вещь.

      Олег Громов не был человеком, который будет разбрасываться словами о любви, о привязанности, о чувствах. Но в этом решении, в этом согласии было что-то глубже, чем просто одобрение.

      Он правда доверял маме.

      И, наверное, правда её любил.

      Я улыбнулась.

      – Мам… Я очень рада за вас.

      Она тоже улыбнулась,