Дорогой мой человек. Юрий Герман

Обещаю вам, что это не повторится. Я возьму себя в руки, Владимир Афанасьевич, поверьте мне…

      И сам рассказал тот «инцидент», о котором давеча упомянула Вересова: с час тому назад, при ней, ни с того ни с сего ввалился сюда Холодилин и заявил, что желает поговорить откровенно. Он не был пьян, но находился в том состоянии, какое в старину определяли словом «аффектация». Плотно затворив за собой дверь, доцент сначала испугался собственной смелости, но Цветков его подбодрил, и тогда Холодилин заявил, что в отряде имеются «нездоровые настроения», связанные с задержкой в «Высоком»…

      – Какие же это такие нездоровые настроения? – спокойно и даже насмешливо спросил Цветков.

      – Говорить ли? – усомнился доцент.

      – Да уж раз начали – кончайте.

      – Не обидитесь? Поверьте, я из самых лучших чувств.

      И процитировал:

      Позади их слышен ропот:

      «Нас на бабу променял,

      Одну ночь с ней провожжался —

      Сам наутро бабой стал…»

      Цветков побелел, Вересова засмеялась.

      – Как порядочный человек, – заявил Холодилин, – имена моих боевых товарищей, носителей этих настроений, я не назову.

      – А я и не спрашиваю! – ответил Цветков. – Мне все ясно. Можете быть свободным.

      Рассказ командира Володя выслушал внимательно, потом закурил и посоветовал:

      – Плюньте! Тут только одна сложность – Вересова требует, чтобы мы ее взяли с собой. И отказать ей мы, в общем, не имеем никакого права…

      Цветков подумал, тоже покурил и, жестко вглядываясь в Устименку, вынес свое решение:

      – Значит, будет так: Вересова отправится с нами, как ваша… что ли, подружка, или невеста, или… или, короче говоря, вы с ней старые друзья. С этого часа я к ней никакого отношения не имею, причем это не маскировка, а правда. Вы меня понимаете? Притворяться я не умею. Идти самой по себе ей будет трудновато. Она не то что, знаете, сестрица Даша там или Маша, своя девчушка. Она – Вересова Вера Николаевна. Вот таким путем… Вам ясно?

      – Ясно, – не очень понимая, как все это получится, ответил Устименко.

      – Ну а ежели ясно, значит, можно и почитать немножко – теперь когда придется! – аппетитно сказал Цветков и подвинул к себе поближе лампу.

      – Что вы будете читать?

      – А вы догадайтесь по первой фразе…

      И Цветков, наслаждаясь и радуясь, прочитал вслух:

      – «Было восемь часов утра – время, когда офицеры, чиновники и приезжие обыкновенно после жаркой, душной ночи купались в море и потом шли в павильон – пить кофе или чай…»

      – Не знаю! – пожал плечами Володя.

      – «Иван Андреич Лаевский…» – осторожно прочитал еще три слова Цветков.

      Володя досадливо поморщился.

      – А ведь вы интеллигентный человек, – спокойно вглядываясь в Володю, сказал Цветков. – Думающий врач, «толстый кишечник», как выразился один мой друг, «для вас открытая книга». Как же это с Чеховым, а?

      И вдруг с тоской в голосе воскликнул:

      – Думаете, это я вас поношу? Себя,