Дорогой мой человек. Юрий Герман

нас танкисты выручили. Тут же рядом в лесу оказались. Но только от медсанбата мало кто остался.

      – Неужели и докторов…

      – И докторов! – охотно подтвердил Цветков. – И Надежду Михайловну, старенькую нашу докторшу-терапевта, – ножом. Это ведь война особая, небывалая, тут удивляться нельзя, тут только задача в одном: всем уметь убивать, потому что убивать палачей докторам не противопоказано, а даже рекомендуется. Хотите выпить?

      – Давайте! – охотно и весело сказал Володя.

      Цветков вытащил из заднего кармана брюк фляжку и протянул Володе.

      – На имена! – предложил он. – Меня зовут Костя. А вас?

      – Володя.

      – И сразу на «ты»! – предупредил Цветков. – Понятно? Короче, ты за меня, Владимир, держись, не пропадем. У тебя оружие имеется?

      – Да я же штатский, – краснея, сказал Устименко.

      – Я дам, у меня еще один такой «вальтер» в запасе. В Греции все есть.

      И Цветков совершенно мальчишеским жестом – хвастливым и широким – протянул Володе пистолет.

      – Танкисты подарили, я им понравился, хотели у себя оставить, не вышло почему-то. На и помни доктора Цветкова – какого ты парня повстречал…

      – А какого? – веселясь и радуясь неожиданной дружбе, спросил Устименко. – Чем ты такой особенный, Костя?

      Медленно улыбаясь и показывая ровный ряд ослепительно белых и крупных зубов, красавец доктор прищурился и спокойным голосом произнес:

      – Во-первых, я великолепный хирург.

      – Великолепный? – немножко даже неприлично удивился Володя.

      – Великолепнейший! – нисколько не обидевшись на Володино удивление, подтвердил Цветков. – Во-вторых, я хороший товарищ, честный человек, я – храбрый, красивый, сильный, ловкий…

      «Может быть, он сумасшедший?» – робея от своей догадки, подумал Володя.

      – Скромность как положительное качество я отметаю, – спокойным и ровным голосом, глядя в Володины глаза, продолжал Цветков. – Оно мне не подходит. И оно мешает работать – это непременное свойство положительной личности. Так что я нескромен, скорее нахален и, вероятно, даже нагл…

      «Сумасшедший! – уже спокойно констатировал Володя. – Обыкновенный сумасшедший».

      – И опасаться меня не надо, – ласково въедаясь в Володю своим хватающим за душу взглядом, продолжал Цветков, – я нормальнейший из смертных. Я только предельно откровенен, вот в чем дело, понятно тебе, Владимир?

      – Ладно, – торопливо сказал Устименко, – мы еще потолкуем. Я, пока делать нечего, к тетке своей сбегаю, у меня тут тетка…

      И, стремительно захлопнув за собой дверь зала ожидания, он под проливным дождем побежал искать Аглаю. Уже светало, новый день войны занимался над узловой станцией Васильково. С запада, из-за Унчи, глухо доносился рокот артиллерии – город еще, видимо, держался. А отсюда – из хляби, из мглы и сплошных потоков дождя старые, гремящие всеми своими частями, отслужившие жизнь и вновь воскресшие для войны паровозы угоняли эшелон за эшелоном – увозили всех тех, кто