Фенечка на запястье Бога. Татьяна Юрьевна Трушова

ползать. Ползать тогда для меня было всё равно, что владеть какой-нибудь сверхспособностью, такой как телепортация или чтение мыслей. Для того чтобы я могла ползать, мама потратила столько сил, нервов и денег, что «Танечке» был присвоен статус супергероя. Я – «девочка–из–Спарты», всегда коротко стриженная, всегда в колготках, ведь в платье много не поползаешь. А ещё «девочка–из–Спарты» никогда не плачет. Часто суперспособности появляются, когда об этом не мечтаешь и не просишь, но они появляются, и приходится с ними жить.

      Ползала я собственным, изобретённым моим телом способом: сначала выбрасывала обе руки вперёд, а потом подтягивала попу. Из-за того, что равновесие удерживала не всегда, часто врезáлась головой в пол. Мне не было больно, но лоб был почти всегда синий от шишек, а колготы на коленях порваны до дыр. Словом, я тянула на жертву жестокого обращения с детьми. Но ювенальной полиции в СССР нет. В СССР и инвалидов нет, поэтому и дела до нас нет, и мама очень поздно узнает, что мне полагается пенсия – шестнадцать рублей в месяц. Щедрость нашего государства не знает границ.

      Моя бабушка по материнской линии, которая всю жизнь проработала в колхозе, получала пенсию – тридцать рублей. Я помню, как она просила почтальонку выдать ей пенсию рублями. Бабушку звали Евдокия, баба Дуся, Дуня-тонкопряха (так о ней дедушка пел). Она окончила четыре класса церковно-приходской школы. В колхозе за работу бабуля денег не получала, а когда переехала в город, стала получать пенсию. Зная, что у неё всего тридцать рублей, она поделила их на количество дней в месяце. Так моя хозяйственная бабушка знала, сколько она может потратить в день. Рубль.

      Бабушка из «клана» мамы пришла на Алтай пешком из Петербурга. Тогда Столыпин обещал всем землю в Сибири – вот они и двинулись: она и её дедушка Иван Кузьмич. Они шли и просили милостыню, и так дошли. Это ещё одна часть моего семейного эпоса.

      Баба Дуся поселилась с семьёй на хуторе и там познакомилась с Васей. Но влюбилась она в другого соседа – Серёжу. И как-то ночью собрала узелок и вылезла ночью в окошко, убежала с любимым. Их поймали, и бабушку тут же выдали замуж за Васю – моего дедушку. Он был кузнецом и завидным женихом, бабушке было четырнадцать лет. Она родила девятерых детей, но в живых остались только шестеро.

      Бабушку я беззаветно любила и проводила с ней много времени. Ведь она со мною «сидела». Мне с ней было интересно, она знала неисчислимое количество русских жалобных песен. Мы часто с ней лежали на диване и распевали: «прощался со мной милый», «не быть тебе, дева, замужней женой…», «сказали, милый помер…». От бабушкиных песен у меня – мороз по коже. Они страшные, жуткие своей несчастливой бабской судьбой и при этом затягивающие. Я думаю, от них пошло выражение «затянуть песню» – это песня тебя затягивает и не отпускает, пока не допоёшь.

      Бабушку поражало моё умение запоминать всё с первого раза. Ей достаточно было однажды спеть мне песню – и всё, «информация» оставалась в моей голове, поэтому она считала, что у меня в голове спрятан магнитофон. Она часто говорила