Ровельхейм: Право на магию. Анна Ледова

Утомительная безрезультатная поездка, раздражение, злость. Но интуиция всё же не подвела, чудом отыскали последнего «светлячка».

      Ронард повёл плечами, поморщился. Как и ректор, он тоже надеялся, что девчушка проявит яркую магию или необычный дар. Так долго искали это сокровище, а откопали стекляшку. У его светлости была и дополнительная причина для плохого настроения – серая мышка его чем-то зацепила. Он всю жизнь провёл во дворце и на службе, окружённый аристократами. А́рнами и арна́ями, а также другими благородными до кончиков ногтей дамами и господами. С рождения обученных «держать лицо» и прятать истинные чувства. Каждая улыбка, поворот головы, жест – впитаны с молоком кормилицы и взращены под неусыпным взором наставников. Ни одной лишней, неуместной эмоции. Всегда под маской неизменной вежливости. Лицемеры и подхалимы.

      Девчушка же была словно распахнутая книга. Так ярко и искренне проявлялись все чувства на её наивной мордашке… Самого Ронарда давно уже ничего не страшило, не удивляло и мало что радовало. А тут такая гамма…

      Сначала это был натуральный страх: чуть округлившийся в изумлении ротик, широко распахнутые от испуга глаза, когда она врезалась в него в коридоре.

      Потом еле сдерживаемые слёзы от явной физической боли, обида, стыд… Когда он взял девчушку за руки, то невольно сам испытал те же эмоции – настолько ярко они от неё исходили. Бывает так, что ослепший человек просит вновь и вновь описать ему закат, желая увидеть его снова, пусть и чужими глазами – так же и Ронард внезапно понял, насколько глубоко выгорел сам.

      А особенно остро способности эмпата и интуита резанули по огрубевшему сердцу, когда Ронард вышел из кабинета матери-настоятельницы. Собранная мышка уже стояла в дверном проёме на выходе из обители. И вдруг озорно сама себе улыбнулась, несмело распустила волосы и подставила лицо последним осенним лучам солнца. Прикрыла глаза, и такая простая и радостная улыбка озарила её лицо, что Ронарду захотелось раствориться, лишь бы не спугнуть это нехитрое чужое счастье.

      Тогда же он смог её рассмотреть. Волосы, в сумраке коридора сначала показавшиеся тускло-серыми, на солнце заблестели благородным серебром, пепельный каскад окутывал фигурку ниже талии. Лицо ещё немного по-детски округлое, но уже проглядывают правильные тонкие черты. Изящный носик, светло-серые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами. Нежные губы, а когда она улыбнулась солнцу, то на щеках прорезались глубокие ямочки.

      Каждая её эмоция, самый лёгкий её оттенок, отчего-то впечатались в память. Ронард потом ещё несколько раз примерял их на себя. Вспоминал, и непроизвольно сокращались мускулы на лице. А это залитое солнцем счастье даже отозвалось у Ронарда дёрнувшимся уголком губ, грубым подобием улыбки. А потом у неё ещё были волнение, радость, предвкушение у Врат. И… растерянность, непонимание, вновь испуг. И эти последние эмоции буквально отравили его. Нахлынула какая-то горечь, но уже своя, не отзеркаленная. И Ронард поспешно ушёл, не желая быть уличённым в таких нелепых чувствах. Ещё и бросил что-то грубое напоследок.

      Что