Маньяк в городе. Андрей Михайлович Глущук

Шах стал медленно пятиться. Его взгляд ни на секунду не отпускало огромное чёрное отверстие ствола.

      Что-то подсказало Тане, что необходимо дожать ситуацию. На негнущихся ногах она вышла на крыльцо и в полный голос заорала:

      – Пошли вон! Быстро! – Румянец с её щек исчез без следа. Она стояла на крыльце белая и страшная. Казалось, Таня олицетворяла решимость и отчаяние. Берданка гулял в уставших руках, дрожащих от перенапряжения нервного и физического. Четверка “нападения”, загипнотизированная непредсказуемой траекторией движения ствола, потихоньку отступала к калитке. Каждый из них был уверен: эта сумасшедшая баб метится именно в него и может выстрелить в любую секунду.

      – Все, дамочка, все. – Успокаивал Таню Шах. Мгновенно протрезвевший соседский сын, отделился от компании, по-балетному, мелко засеменил в сторону своего дома и мгновенье спустя через перемахнул забор к себе во двор.

      Калитка бесшумно открылась, пропуская бегущего противника и, почти сразу захлопнулась. Двор опустел. Едва различимые фигуры торопливо удалялись по улице от дома Кирилловых.

      – Сучка психованная, мы еще вернемся! – Донеслось из темноты.

      Таня закрыла входную дверь, бросила уже не нужную берданку в сенях, села на пол рядом с постанывающим в беспамятстве мужем и разревелась.

      6

      – Зачем ты с ним связалась, с непутевым? Век будешь куковать без денег, без квартиры. Леночка, бедненькая деточка, вечно голодная. – Дима еще не понял: снятся ли ему голоса или действительно теща забрела в гости.

      – Ну, что ты мама глупости говоришь. Когда у нас Леночка ходила голодной. Нормальный упитанный ребенок. – Таня на кухне звенела посудой, наверное, что-то готовила.

      – Если Леночка упитанный ребенок, то как должен выглядеть дистрофик? – И три года спустя Лена оставалась главной причиной раздоров между Кирилловыми и Таниными родителями.

      – Да уж наверняка не так, как ты! – Спор видно начался уже давно. Таня успела устать от бессмысленных и бесконечных препирательств и перешла “на личности”. Теща действительно особой худобой не отличалась. Публично и остро переживала свою полноту. Время от времени “садилась” на диету. Каждый раз новую. Но ни одна из диет эффекта не давала. И не мудрено. Ограничивая себя буквально во всем: отказываясь от хлеба, мяса, картошки, масла, молочных продуктов, а иногда, даже от чая, Надежда Филипповна каждый день завершала традиционной парой пирожных или домашним тортиком, или еще чем-нибудь столь же “малокалорийным”. Потом неделю ходила и ругала какую-нибудь подругу: “ Вот ведь стерва, клялась – божилась: двадцать дней – десять килограмм долой. Я столько мучилась и еще двести граммов прибавила”.

      – Не тебе о моей комплекции рассуждать. Между прочим, пока тебя не понесла, я была худенькой, как молодая Гурченко. В самодеятельности танцевала и пела. Может, если бы не ты, так артисткой бы стала.

      – Прости, мама, что я тебе жизнь испортила! Из-за меня не тебя в “Карнавальной ночи” сняли.

      “Началась