Святая вода. Владимир Ковтонюк

пока в процентах, тогда я скажу по-другому. Так вот, иными словами, если в такое положение попало сто человек, то спасти можно более пятидесяти человек. Если же, к примеру, человек пробыл в ледяной воде двенадцать часов, то вероятность оживить его составляет десять процентов. Кто из вас скажет, сколько это, если в беду, допустим, попали сто человек?

      – Десять, – дружно ответил класс.

      – Правильно, молодцы, – похвалил доктор. – Известен случай, когда врачам удалось оживить человека, который был подо льдом двадцать четыре часа. Давайте, ребята, дружно поблагодарим Диму и Васю за то, что они спасли человека!

      – Спасибо! – хором сказал класс…

      – Видимо, эмоции тогда у меня перехлёстывали через край, раз я запомнил эти цифры на всю жизнь, – задумчиво произнёс Ракитский. – А вообще-то, если покопаться в прошлом, то этот случай из школьных лет, пожалуй, не единственный в моей жизни, произошедший со мною тринадцатого числа. Только теперь в феврале…

* * *

      Так уж сложилось, что в природной полосе московского региона после ноябрьской и декабрьской темени и брожения атмосферы, обычно в конце января – начале февраля вместе с морозами появляется солнце. Не удивительно, что вся летающая братия, заждавшись хорошей погоды, начинает нетерпеливо потирать руки в предвкушении полётов.

      Так же было всё и на площадке, приспособленной под небольшой аэродром, рядом с домом Ракитского. В свою очередь, дом Ракитского располагался на берегу Москвы-реки, и Москва-река отделяла его от Бронниц.

      Вдоль реки торчали вышки высоковольтной линии электропередачи, поэтому, чтобы зайти и сесть на аэродром этим курсом, требовалось «поднырнуть» под провода, перелететь реку, и постаравшись не уткнуться колёсами в обрывистый глинистый бережок высотой около метра, не далее, чем через несколько метров коснуться взлётной полосы. Столь суровые условия посадки бескомпромиссно диктовались тем, что короткая взлётная полоса другим своим торцом упиралась в насыпь автомобильной дороги.

      Немудрено, что хозяин, пилотировавший самолёт-амфибию, вынужден был во избежание ещё больших неприятностей крепко «приложить» её на посадке, в результате чего от амфибии отлетела, прихватив за собой внушительный кусок борта, левая стойка шасси.

      Самолёт некоторое время лежал, поджидая ремонта, рядом с сараем, пока, наконец, удалось договориться с ребятами из Хотьково. Они, как высококлассные специалисты, восстановили стеклопластиковый борт и поставили на место стойку.

      Самолёт поставили на лыжи и теперь по традиции, принятой в авиации, его следовало «облетать».

      – Дмитрий Александрович, может, слетаешь? – ходил за Ракитским хозяин самолёта, прекрасно зная, что Ракитский скоро сдастся, раз запросто ввязывается в такие мероприятия.

      – Ну, что ж, готовь самолёт, я пойду, переоденусь, а то замёрзну. Там, – Ракитский показал вверх, – ещё холоднее. Да и парашют возьму, пожалуй.

      – У меня на самолёте полёт с парашютом