«Друг мой, враг мой…». Эдвард Радзинский

солдат. Голоса:

      – И чтобы солдатам более не тыкали… На «вы» нас пусть называют… И чтоб оружие у офицерья забрать!

      – Добавим, – кивнул Соколов и продекламировал: – «Все оружие изымается у командного состава и передается в распоряжение ротных и батальонных комитетов».

      Общий рев:

      – Любо! Режь дальше!

      Серые шинели окончательно закрыли Соколова. Уже не он читает, а они диктуют ему… Принял участие и я. И как-то неожиданно оказавшийся здесь же Молотов. Он тоже подавал реплики из-за солдатских спин. Тихим, тонким, заикающимся голосом, а толпа враз подхватывала хриплыми глотками:

      – Отменяется отдача чести вне строя и титулование командного состава «благородиями» и «превосходительствами»…

      Восторженный рев. Чей-то выкрик:

      – Мы теперь сами баре!

      Хохот:

      – Правильно! Голосуем!

      Лес серых рукавов…

      Это и был текст приказа Совета под номером один, после которого царская армия перестала существовать.

      Бриллианты балерины

      Во дворце Кшесинской события развивались! Мы уже тогда решили создавать нашу Красную гвардию из рабочих и верных солдат. Требовалось закупать и перекупать оружие, которое теперь было у солдатских комитетов. Нужны были деньги.

      Я понимал: балерина не могла унести все в маленьком ридикюле. Драгоценности лежат где-то во дворце. Я обыскал все, но ничего не нашел!..

      Обычно я ночевал с подругой-служанкой на огромном ложе балерины. Ей очень хотелось побыть госпожою. Она надевала ночью пеньюар Кшесинской. Мысль, что на этой кровати забавлялись Романовы и сам царь, очень возбуждала ее, а меня здорово злила. Когда же она попросила меня примерить мундир отца ребенка балерины великого князя Владимира, я ее возненавидел… Но терпел. Потому что чувствовал: сучка знает, где камешки. Она отрицала. Однако во всех комнатах я поставил круглосуточную охрану, чтобы она не вынесла ничего. Наконец она поняла: без моего ведома их не получит.

      И вот однажды ночью она зажгла свечу и уселась на огромной кровати.

      – Зря ищешь, без меня не найдете. Дашь треть – покажу, где она спрятала.

      Я согласился.

      Изголовье кровати карельской березы было украшено резьбой: райское дерево и возле него Адам и Ева с яблоком.

      Она встала на кровати и с силой надавила на это самое грешное яблоко. Изголовье тотчас раздвинулось, за ним оказалась стена, оклеенная обоями.

      – Здесь, – сказала она.

      Я соскоблил ножом обои. Под ними был обычный сейф. Я участвовал во множестве эксов, открыть подобный сейф не составляло большого труда. Требовались только инструменты…

      Утром пришли петроградские товарищи – Шляпников и Залуцкий. Я велел отыскать воровскую фомку и газовую горелку.

      Принесли довольно быстро, видно, партия хорошо усвоила завет Нечаева – «соединиться с разбойничьим миром». Орудуя фомкой и горелкой,