Власть меча. Уилбур Смит

Почему нет?

      И она стала рассказывать, наблюдая за выражением его лица.

      – Твоя собственная пи-пи?

      Он был в ужасе.

      – Это тебя удивляет? – насмешливо спросила Сантэн. – Тогда позволь рассказать, что мы делали, когда вода в наших бутылках из страусовых яиц кончилась. Старый О’ва, бушмен-охотник, отравленной стрелой убил сернобыка-самца, мы достали рубец – первый отдел желудка, выжали жидкость из его непереваренного содержимого и пили ее. Этого нам хватило, чтобы добраться до цедильных колодцев.

      – Мама!

      – Все в порядке, chеri, я пью шампанское, когда есть возможность, но, когда приходится, пью все, что может сохранить жизнь.

      Она молчала, пока сын обдумывал ее слова, смотрела ему в лицо и видела, как отвращение сменяется уважением.

      – А ты что сделал бы, chеri, выпил бы или умер? – спросила она, желая убедиться, что Шаса усвоил урок.

      – Выпил, – без колебаний ответил он и страстно добавил: – Знаешь, мама, ты отличный парень.

      В его устах это была высшая похвала.

      – Смотри!

      Она показала вперед, где палевая равнина, дальние края которой окутывала завеса миражей, казалось, покрылась светло-коричневой вуалью тонкого дыма.

      Сантэн остановила «даймлер» на обочине. Они вышли и встали на подножки, чтобы лучше видеть.

      – Сернобыки. Первые, кого мы встретили на пути.

      Прекрасные газели двигались мимо них по плоской поверхности в одном направлении. Десятки тысяч сернобыков, – изящных маленьких животных с длинными ногами и рогами в форме лиры.

      – Они идут на север, – сказала Сантэн сыну. – Должно быть, там прошли хорошие дожди, и они идут к воде.

      Вдруг ближайшие к ним газели испугались чужого присутствия и начали передавать своеобразный сигнал тревоги, который буры называют «пронкинг». Выгнули спины, согнули длинные шеи так, что морда касалась передних копыт, и запрыгали на напряженных ногах, высоко и легко взмывая в мерцающий горячий воздух; из складки кожи вдоль спины показалась полоска белой длинной шерсти.

      Это тревожное поведение оказалось заразительным, и вскоре тысячи газелей прыгали по равнине, как стая птиц. Сантэн соскочила с подножки и принялась подражать им, подняв пальцы одной руки над головой, как рога, а пальцами другой показывая полоску вдоль спины. Она проделала это так искусно, что Шаса расхохотался и захлопал в ладоши.

      – Здорово, мама!

      Он тоже спрыгнул и присоединился к ней, и они скакали вокруг машины, пока не ослабли от смеха и усталости. Тогда они прислонились к «даймлеру», держась друг за друга.

      – Этому меня научил старый О’ва, – тяжело дыша, сказала Сантэн. – Он умел подражать всем животным вельда.

      Когда они снова тронулись в путь, она позволила Шасе вести машину: участок был самым простым на всей дороге, и Шаса вел хорошо. Сантэн откинулась на сиденье. Немного погодя Шаса нарушил молчание.

      – Когда мы одни, ты становишься совсем другой. – Он поискал слова. – Такой веселой и забавной. Я бы хотел, чтобы так было всегда.

      –