Гражданин будущего. Игорь Петренко

новые софисты, торгующие вниманием?

      Конфликт свободы слова и цензуры, древний как афинский остракизм, обрел цифровое измерение. Платон, изгонявший поэтов из идеального государства, и Людовик XIV, читавший письма Фронды через черные кабинеты, были бы восхищены точностью современных алгоритмов. Модерация контента, призванная защитить от ненависти, порой напоминает прокрустово ложе: мемы о политиках исчезают быстрее, чем доказательства коррупции, а нейросети, обученные на предвзятых данных, воспроизводят расовые стереотипы под видом «объективности». Кейс Twitter Files 2022 года, где вскрылась практика теневого бана оппозиционных аккаунтов, – это цифровой аналог сожжения книг в Александрийской библиотеке, но с одним отличием: цензоры не оставляют пепла.

      Параллельно разворачивается драма приватности и безопасности. Если Вольтер писал свои памфлеты под псевдонимами вроде «Доктор Оберн», то сегодняшний диссидент, использующий анонимность в интернете, знает: каждый клик оставляет след в дата-центрах провайдеров. Закон PATRIOT Act, принятый после 11 сентября в США, и китайская система «Социального кредита» – две стороны одной медали, где безопасность покупается ценой превращения жизни в стеклянный ящик. Даже Apple, рекламирующая защиту данных как «фундаментальное право», делится информацией с правительствами по 12 000 запросов в год.

      Социальные сети, этот Франкенштейн Просвещения, стали полем битвы за душу гражданственности. С одной стороны, они дали голос маргиналам, которые изменили культурный ландшафт. С другой – алгоритмы, оптимизированные под вовлечение, создали фабрики безумия: QAnon и антиваксеры рождаются из той же пробирки, что и арабская весна. Cambridge Analytica, взломавшая психику миллионов через лайки, доказала: манипуляция стала точной наукой, где свобода воли – переменная в уравнении big data.

      Философский спор здесь упирается в вопрос: кто хозяин цифровой агоры – пользователь, корпорация или государство? Когда Марк Цукерберг называет свой основной продукт «социальной инфраструктурой», он повторяет жест римских императоров, объявлявших дороги res publicae. Но в отличие от Аппиевой дороги, доступной всем, алгоритмы социальных сетей – частная собственность, где «свобода слова» зависит от рейтинга вовлеченности.

      Разрешение этого конфликта требует нового общественного договора. GDPR в ЕС и «цифровая конституция» Бразилии – первые ласточки, но их недостаточно. Как афиняне платили за театр для бедных (теорикон), так и современные граждане могли бы требовать «цифрового теорикона» – права на алгоритмическую прозрачность и защиту от слежки. Возможно, будущее за децентрализованными платформами вроде Mastodon, где модерация – не приказ сверху, а договоренность сообщества, как в цехах средневековых городов.

      Но в этом кроется ирония: желая убежать от цифровых тиранов, мы рискуем воссоздать феодализм – тысячи разрозненных серверов-крепостей, где свобода зависит