Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера. 1929–1941. Книги 1 и 2. Стивен Коткин

тебя одного, – отвечала ему Надя (19 сентября). – Я объяснила свой отъезд занятиями, по существу же это конечно не так. Это лето я не чувствовала, что тебе будет приятно продление моего отъезда, а наоборот. Прошлое лето это очень чувствовалось, а это нет. Оставаться же с таким настроением, конечно, не было смысла… Ответь, если не очень недоволен будешь моим письмом, а впрочем, как хочешь. Всего хорошего. Целую. Надя». Сталин (24 сентября) отрицал, что ее присутствие было нежелательно («Скажи от меня Молотовым, что они ошиблись»), и уверял ее, что, хотя ему за день обточили восемь зубов, «я здоров и чувствую себя, как нельзя лучше». 30 сентября Надя писала, что ей пришлось сделать операцию на горле и она не один день пролежала в постели. 6 сентября она жаловалась: «Что-то от тебя никаких вестей… Наверное путешествие на перепелов увлекло… О тебе я слышала от молодой интересной женщины, что ты выглядишь великолепно, она тебя видела у Калинина на обеде, что замечательно был веселый и тормошил всех, смущенных твоей персоной. Очень рада» [322].

      7 октября Молотов, Ворошилов, Орджоникидзе, Куйбышев, Микоян и Каганович, с которыми не было Кирова (находившегося в Ленинграде), Косиора (на Украине), Рудзутака и Калинина (оба уехали в отпуск и вообще не входили в ближний круг), в отсутствие Сталина встретились, чтобы обсудить его предложение о замене Рыкова Молотовым [323]. На следующий день Ворошилов писал в Сочи о том, что «я, Микоян, Молот[ов], Каганович и отчасти Куйбышев считаем, что самым лучшим выходом из положения было бы унифицирование руководства». Орджоникидзе тут не упомянут. Ворошилов добавлял: «…в данный момент, как… никогда еще раньше, на СНК должен сидеть человек, обладающий даром стратега». Эпизодические вмешательства Сталина в повседневную работу правительства не шли ей на пользу, и каким-то образом упорядочить их было бы полезно [324]. Может быть, они также полагали, что, если Сталину придется вникать в мелочи управления страной, это ограничит его диктаторскую власть, поскольку присматривать за партийным аппаратом придется кому-то другому. Ворошилов в своем письме признавал: «Самый важный, самый, с моей точки зрения, острый вопрос в обсуждаемой комбинации – это партруководство» [325].

      Микоян в отдельном письме подтверждал, что поддерживает «единое руководство», «как это было при Ильиче». Каганович в своем письме Сталину от 9 октября оставлял решение за ним, отмечая: «…только благодаря вам основные главные стратегические маневры в хозяйстве, в политике определялись, будут и должны определяться вами, где бы вы ни были. Но лучше ли станет, если бы произошла перемена, сомневаюсь». Он заключал письмо словами о том, что это аргумент за назначение Молотова. Молотов в тот же день послал письмо с перечислением причин, по которым он не годится на эту должность, и призвал Сталина самому возглавить Совнарком, хотя и признавал, что от этого пострадают партийная работа и Коминтерн. Неудивительно, что Сталин решил оставить за собой партийный аппарат, благодаря которому он

322

Мурин. Иосиф Сталин в объятиях семьи. С. 31 (АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 1550. Л. 36, 37), 32 (Л. 41–42), 32–33 (Л. 43–45), 33 (Л. 38–40), 34 (Л. 48–49). Сталин ответил 8 октября: «Ты намекаешь на какие-то мои поездки. Сообщаю, что никуда (абсолютно никуда!) не ездил и ездить не собираюсь». Мурин. Иосиф Сталин в объятиях семьи. С. 34–35 (Л. 50–51).

323

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 738. Л. 110.

324

Квашонкин. Советское руководство. С. 144–146 (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 765. Л. 68а); Enker, “Struggling for Stalin’s Soul,” 172–5.

325

Хлевнюк. Политбюро. С. 42–43.