Плохие девочки попадают в Рай. Марина Индиви

не понимает потому, что не хочет понимать. Как и любой человек. Не слышит не тот, у кого плохой слух, а тот, кто не хочет знать.

      Джина не хочет остановиться, за неё это сделаю я.

      – Не хочу, – отвечаю коротко, – дело не в твоём отъезде. Дело во мне.

      Дело в том, что мы стали слишком близки друг к другу, а мне это совершенно не нужно. Никогда не будет нужно. Ни с кем.

      Какое-то время в кабинете царит тишина – такая, что я слышу едва уловимый шум кулера в приемной. Джина курит и молчит, а я возвращаюсь к работе. Новый проект я планирую контролировать лично – по крайней мере, первое время. Листаю аналитику, ни на мгновение не забывая о присутствии Росс в моём кабинете. Сколько времени проходит до того, как она решает заявить о себе, я не знаю.

      – Ты жестокий человек, Андрей, – произносит она, – и умеешь делать больно.

      Эта Америка для меня открыта давно.

      – Если бы тебе это не нравилось, – замечаю я, – тебя бы здесь не было.

      – Тебя тоже, – коротко отвечает Росс, поднимается и отходит к окну.

      – Справедливо.

      Разговор окончен. Этот разговор. Мне кажется, что это один из тех логичных финалов в отношениях, о которых потом приятно вспоминать. Потому что всё, что будет после – лишнее. На мой взгляд, этот разговор уже лишний.

      В любом случае, у нас с ней есть ещё месяц, и я этому рад. Полагаю, она тоже.

      Глава 4

Диана

      Как выяснилось, за тот случай с отцовским юбилеем Никита ни на шутку на меня  разозлился. Во-первых, за то, что я припёрлась в полукоматозном состоянии, а во-вторых, за то, что я заставила его отыметь меня на кухонном столе, после чего свалила в неизвестном для него направлении, не сказав ни слова. Практически на весь день.

      Выяснилось это не сразу, а в течение нескольких дней, что вполне в характере Мелехова. Всё это время он негатив в себе перемалывал, культивировал и молчал. Это его стиль: довести себя на медленном огне до кипения, после чего он взрывается, и мы начинаем орать друг на друга, как пара в олдскульном итальянском кино. Потом расходимся недели на две. В этот раз я предпочла скандалу игнор его претензий, оставила Никитоса дома подумать над своим поведением и пошла прогуляться на ночь глядя.

      Я бродила по улицам, полностью увлечённая мыслями об интересующем меня объекте. Незримый Шмелёв со своим парфюмом шёл за мной по пятам, прочно зафиксировав запоминающийся образ на уровне подкорки. В вечер папочкиного юбилея мой разум был далек от реальности, но я могла поклясться, что наш поцелуй продлился чуть дольше, чем если бы я целовала того, кого от меня на самом деле тошнит. А значит, этим однозначно стоило заняться. Я уже не раз думала, как мне побыстрее дотянуться до вышеозначенного Андрея Николаевича. Рисовался всего один реальный вариант: только через моего папашу, читай через мой труп.

      Меня осенило, когда по улице мимо прошла парочка: накачанный мужик и блондинка в лабутенах, повисшая у него на руке. Вышло практически как с голым Архимедом в общественной бане, когда он погрузил своё бренное тело в воду за вычетом того, что на мне была одежда, и вопль «Эврика» не состоялся.

      Вместо