Сплетня. Катя Саммер

Мне не нравится затянувшееся молчание. Она могла меня сразу выгнать, если бы захотела, но почему-то молчит. И эта зловещая тишина, которую разбавляет лишь стук моего сердца, гулом отдающий в уши, пугает и, кажется, не предвещает ничего хорошего.

      – Видите ли, Лилия… – М-м-м, начало так себе. – Все не так просто, как вам может показаться. Это место… о котором, как я полагаю, вы говорите, было занято сразу после инцидента с нашим студентом, поэтому…

      БАМ! К сожалению (или к счастью), я не успеваю прочувствовать весь трагизм момента, когда рушатся мои надежды высотой с многоэтажку, потому что в кабинет врывается парень.

      – Какого черта, а? – с порога заявляет он в довольно грубой форме. – Ты реально сделала это? Расцеловала Савельеву задницу после всего? Перевела его на бюджет, вместо того чтобы вышвырнуть на хрен из универа? Еще скажи, что ты извинилась перед ним!

      Стоп, о чем он? Бюджет, Савельев… Это тот кудрявый мачо, который планшеты натягивает за десять минут до пары на грязном полу в коридоре и потом еще час ничего не делает на занятиях, так как нагло врет, что ватман не досох? Почему Савельева вдруг перевели на бюджет?

      – Следи за своим языком! – не уступая в тональностях, отвечает парню Марина Евгеньевна и перегибается через стол, мигом сбросив маску безразличия.

      В один момент кабинет наполняется криками, и никто, кажется, не видит, что у меня тут намечается личный конец света. Если я, конечно, все правильно понимаю. Очень надеюсь, что нет.

      – Ты должен был держать себя в руках!

      – И делать вид, что ничего не произошло, как это делаешь ты? Чтобы, не дай бог, ничего не навредило твоей безупречной репутации? Ты не имела права!

      – Они угрожали судом!

      О'кей, я молча постою в сторонке, пока они не прикончат друг друга.

      – Нельзя распускать руки по любому поводу!

      – Ты знаешь, из-за чего я…

      – Знаю! – срывается голос декана, и она вдруг ненадолго – на очень короткий миг – становится такой человечной, что мне хочется подойти и обнять ее. Ровно до того момента, когда она вспоминает о моем существовании и понимает, что шанс на то, что я на время их разговора вдруг оглохла, примерно… нулевой. – Знаю, но ты меня вынудил сделать это.

      Марина Евгеньевна одергивает строгий, как и ее голос, пиджак, заправляет пряди идеального темного каре за уши и снова садится на трон, где сразу кажется увереннее, будто и не было этого короткого взрыва.

      – И если хочешь знать, благодаря своей выходке ты оставил эту милую девушку не у дел. – Ее тон снова сквозит холодным сарказмом.

      – Что?

      Впервые с момента, как парень вихрем ворвался в помещение, он замечает меня. Оборачивается, и мне, черт возьми, приходится поднять глаза к потолку, потому что он выше на две головы, и тут не мой рост виноват, просто он длинный, как жираф! Со спины я его и не узнала сразу. Наверное, потому что за все три месяца встреч в кафе, где в качестве клиента он всегда брал один и тот же кофе (поэтому я про себя и прозвала его Рафом), парень произнес от силы три-четыре