Сплетня. Катя Саммер

ению, потому что уснула прямо за столом. До пяти утра пыталась одолеть черно-белую цветовую растяжку, где каждая из двадцати ячеек должна отличаться от предыдущей всего на один тон. Но всякий раз, доходя до конца, понимала, что все рассчитала неправильно. Возможно, потому, что на парах мы работали титановыми красками, а дома у меня цинковые – у них разная степень белизны. А возможно, потому, что я все делала посреди ночи в тусклом желтом свете настольной лампы. Но вчера я пришла со смены в кафе уже за полночь, так как нам устроили внеплановую ревизию: у хозяйки обострилась тревожность, и ей повсюду видятся заговоры (наверное, рассталась с очередным бойфрендом). Дома к тому времени все благополучно спали, а я живу в проходной комнате, и включить потолочные светильники значило бы всех разбудить.

      Судорожно размахиваю планшетом в надежде спасти работу, но это гиблое дело: краска потекла, и незаконченная палитра превратилась в некрасивую размытую кляксу. Видимо, придется снова не спать до утра, чтобы закончить все в срок. Хорошо, что в начале недели, как чувствовала, подготовила чистые планшеты, иначе точно встряла бы: чтобы обтянуть деревяшку, бумагу нужно намочить, а сохнет она долго.

      Со злостью бросаю планшет на стол, оттуда с недовольным мяуканьем спрыгивает Дукалис, наш «общедомовый» кот. Его все так обзывают, потому что он заявился лет десять назад в наш двор и стал хозяйничать. Хотел – забирался в квартиры через окна, чтобы стащить сардельки или молоко, хотел – махал хвостом и уходил в закат. Все в доме без конца жаловались на рыжее чудище с круглой мордой, но, когда на прошлый День полиции он внезапно пропал, полным составом неделю искали его. Оказалось, Дукалис испугался салютов, которые запускали на улице папины сослуживцы, и через узкую щель забился в подвал, а вот вылезти уже не смог. Достали грязного и оголодавшего, но живого. Кстати, с тех пор запускать фейерверки все ходят на стадион недалеко от нас.

      Когда срабатывает очередной будильник (всегда ставлю не меньше пяти подряд, потому что знаю себя), вижу надпись на экране: «Может, сегодня?» Вспоминаю, что меня ждет. Возможно. Скорее всего. Буду надеяться. Чувствую прилив сил и бросаюсь в ванную комнату, пока ее не занял кто-то из…

      – Я первая, я первая! – кричит Вета, на полном ходу стартовав из спальни в одно время со мной. Только вот мне до двери ближе на пару шагов, поэтому я успеваю запереться прямо у нее перед носом.

      – Так нечестно! – колотит она в дверь.

      – В десятом классе совсем необязательно по полчаса рисовать стрелки до ушей! – Знаю, что говорю как наша мама, но со стороны моей вредной младшей шестнадцатилетней сестры, проходящей самые трудные стадии переходного возраста, наглость в чистом виде на целое утро занимать ванную, потому что там зеркало лучше, когда мне нужно использовать ее по прямому назначению и вымыть голову.

      – Ага, чтобы нас с Ритой снова путали? Не дождетесь! – голосит Вета в ответ.

      Она преувеличивает. Мои сестры – двойняшки, но их и без макияжа не спутаешь: Рита бледная и костлявая, а у Веты джинсы на пятой точке скоро лопнут. Плюс наша старшая сестра Роза покрасила Вету в модный блонд, а у Риты свои светло-русые волосы. И у нее уже много лет есть парень, возможно, поэтому она не имеет, как Вета, склонности к вызывающему макияжу. Но в последнее время все, что касается ее сестры-двойняшки, вызывает у Веты дикий протест. Думаю, это потому, что Рита постоянно болеет и родители сильно носятся с ней. Сейчас на капельницы таскают от мигрени, хотя они не особенно помогают. А Вете из-за этого пришлось чересчур рано повзрослеть. Я хорошо понимаю, что она чувствует, но это не значит, что уступлю ей ванную. Особенно сегодня. Тем более вчера Рите снова нездоровилось, и она вряд ли в школу пойдет. Путать Вету будет не с кем, так что переживет и без клоунского макияжа.

      – Стрелки – это, между прочим, новый тренд! Почитай блог Али Конфеты! – продолжает вопить сестра на непонятном мне языке, а после заводит старую песню: – Мама, Ляля заняла ванную! Снова! Она…

      Не слушаю ее вечные жалобы, которые повторяются изо дня в день. Включаю воду в душе, чтобы заглушить звуки, но… карма настигает меня почти мгновенно. Воды нет. Никакой. Ни горячей, ни холодной. Я же вчера набирала воду в банку для рисования? Или налила из графина? Видимо, оттуда, потому что из крана доносится только болезненный стон труб, за ремонт которых мы платили всего неделю назад. Я лично выделила половину суммы из отложенных денег, чтобы нам наконец заменили весь стояк, а не кусок прохудившейся трубы.

      – Что с водой? – выглядывая из ванной, прерываю притворный плач младшей сестры, которая по привычке винит меня во всех смертных грехах.

      – У Артемьевых под нами что-то прорвало, перекрыли пока. Вчера приходили ругаться, мол, из-за наших новых труб это…

      Ага, конечно, из-за них. И совсем не потому, что этот дом давным-давно разваливается, но все дружно латают его как могут. Квартиры здесь в основном служебные, а многие работники доблестной полиции, как и мой папа, уже вышли на пенсию. Поэтому, если дом вдруг признают аварийным и отдадут под снос, все семьи попросту останутся на улице, так как жилье им (и нам) больше не положено. Мы узнавали: государству плевать, что папа и его друзья полжизни