Троемирие. Поцелованная богами. Ева Гладыш

забор, который украшали лошадиные черепа. Изба не отпускала ее. Она ходила по кругу.

      Осознав этот до крайности неприятный факт, старуха в полном бессилии подошла к воротам, прислонилась к ним головой и разрыдалась. В голос. Наревелась от души. Ветер колотил ее по спине, по рукам, пальцы замерзли, ресницы слиплись от слез вперемешку со снегом, на бровях стремительно нарастали сосульки. Устало распахнув небольшую дверь в воротах, она снова вошла во двор, кое-как добралась до крыльца и села на ступеньки. «Ничего, сейчас отдохну, поем. Просушу одежду. И с новыми силами снова двинусь в путь. Посмотрим, чья возьмет!», – успокаивала она себя. Привалившись головой к бревенчатой стене, закрыла глаза. Вроде бы на мгновение, но, когда она их открыла, темнота стала гуще, а усталость – сильнее. От досады смачно сплюнув на землю, она достала из мешка краюху хлеба, и пошатываясь от всего пережитого зашла в дом.

      Первым делом хозяйка занялась вопросом тепла – надо было согреться и поесть, прежде, чем снова отправиться в путь. Открыла заслонку, положила туда сухих дров, который кто-то запасливый оставил возле печи. Запалила огонь и протянула к едва занявшемуся костерку окоченевшие руки. Тепло приятно растеклось от кончиков пальцев по всему телу, и старуха улыбнулась: «Жизнь налаживается». Сидела в тулупе, в валенках, жадно откусывая здоровенные куски хлеба и проглатывала их, почти не жуя. Только сейчас поняла, как проголодалась. Затопленная печь гудела так, что казалось, она взлетит. А вместе с ней и она со своей избушкой. Пламя бушевало и стучало в заслонку печи, как будто живое. Против воли старуха стала прислушиваться к этому стуку, в нем явно прослеживался ритм. Звуки из печи все больше и больше походили на барабанную дробь, которая становилась быстрее, разнообразнее, она захватывала, зачаровывала. Завороженная, старуха открыла заслонку. Пламя радостно вырвалось из плена и окружило ее так быстро, что она даже пикнуть не успела.

      Пришла в себя уже лежа на полу. Ее привел в чувство мелодичный голос, и было в нем что-то родное, близкое. Она знала его, поэтому устремилась ему навстречу – вон из избы, за ворота. В лесу она видела горящие глаза, жадно следившие за ней. Чувствовала, как к ней тянутся чьи-то руки, но едва успев ее коснуться, с испугом их отдергивают. Но чем дальше она погружалась в глубь чащи, тем ей становилось спокойнее и легче. Сама не заметила, как перестала бежать и теперь спокойно шла, наслаждаясь каждым мгновением.

      Таинственная трущоба признала ее, и она почувствовала себя ее неотъемлемой частью. Здесь, среди могучих вековых деревьев она наконец-то нашла спокойствие и умиротворение. Этот лес был живым организмом, полным тайн и мудрости, он говорил с ней на языке, понятном только им двоим. Она понимала его сердцем, словно она и он были переплетены крепкой нитью, как очень близкие родственники или друзья, с которыми вместе росли и делились самыми заветными секретами.

      Деревья раскрывали перед ней свои тайны, зная, что она трепетно сохранит каждую из них. Старуха закрыла глаза,