Филлеман и…. Андрей Бестужев

ранная маленькая арфа с изогнутыми рогами. Несмотря на яркий огонь тростниковых светильников, лицо было почти неразличимо, теряясь в отсветах пляшущего пламени. Хлопнула дверь. Все вздрогнули.

      – Тьфу ты, чёрт! – покосился на меня ближайший. Судя по простой одежде – земледелец-арендатор, зашедший пропустить кружку после тяжёлой работы.

      – Здорово сыграл, шпильман, еее! – зарычал здоровенный мужик рядом, по виду наёмник, и застучал по столу, – всё правду сказал, лови! – бросил блестящую монету в угол через весь зал.

      Оцепенение, какое бывает, если музыка и текст заходят в душу, спало и слушатели оживились. В сторону менестреля полетели ещё монеты, угол наполнился задорным звоном.

      – Эй, бродяга, а «Пастушку» можешь? – заорал какой-то пьяница из угла, видимо только проснувшись.

      – Могу. – певец усмехнулся в усы.

      Он ещё долго играл, и пел о том, как пастушка встретила весёлого школяра, что может случиться, если на рыбалке зайти в реку без штанов, как монах наткнулся в темноте на винную бочку с плохо пригнанной пробкой, и ещё много подобных историй. Песенка о монастырском погребе вызвала не один взрыв хохота у посетителей, но явно пришлась не по душе двум монахам братства Негасимого Пламени, сидящим в углу.

      – В пристойных заведениях уже не принято пускать вагантов. – процедил сквозь зубы старший, расплачиваясь с хозяином и направляясь к выходу, – их пение навлекает проклятие!

      – Скорее уж я монахов перестану пускать! – с усмешкой произнёс хозяин, когда они вышли, – на них не набивается полный зал, да пьют с ними не так охотно!

      Веселье продолжалось, а у меня денег было только на миску пареной репы и кружку пива. Миска быстро опустела, кружка показала дно.

      – Хозяин, не найдётся ли в конюшне местечка переночевать?

      – Конюшня для коней. – угрюмо глянул он, – а ты вроде, на своих двоих ковыляешь! – зашёлся хохотом. Обидно. – Ладно, зайди к конюху, за грош даст тебе пук сена, чтоб на земле не валяться.

      ***

      Серое утро. Роса. Туманная сырость не позволит разлёживаться до полуденного солнышка, это точно! Выбрался из-под куста, забросал тлеющие с ночи угли костра землёй. Вышел на дорогу, повернулся от деревни. И увидел перед собой уходящего менестреля. Опираясь на посох, шагает в плаще с капюшоном, за спиной та странная арфа. С другой стороны дороги, между мной и им, из густого подлеска вышли трое. Один, с короткой дубинкой на поясе, окрикнул:

      – Эй старик, обронил что-то!

      Менестрель обернулся. Оглядел троицу, заметил меня поодаль.

      – Всё моё при мне.

      – А я говорю, потерял. – Тот наклонился, поднял из пыли камень, подкинул его на ладони, – вот гляди, точно твоё. Мы нашли, нам награда! – его товарищи согласно закивали. – Давай свой кошель! Монахи сказали, ты вчера неплохо деньжат собрал.

      – Ну что ж, думаю, мне есть чем вас наградить. – Старик пошатываясь, приближался к этим бандитам, запустив руку за пазуху.

      Я не сдержался.

      – Вы, как смеете грабить старого человека!? – От возмущения голос предательски сорвался ввысь.

      – Это ещё что за петушок? – развернулся первый, с дубинкой, – солнышко вот-вот покажется, тогда и споёшь! – все трое весело захохотали.

      Это было возмутительно. Ладонь нашла рукоятку, и меч сам выскользнул из ножен.

      – А это ты брось, дурачина! – нахмурился первый.

      Все они отвернулись от старика, двое подошли к обочине и подняли из травы длинные жерди.

      – Давай бросай, в нашей деревне запрещено такими штуками размахивать! Не то щас тебя к войту оттащим!

      – Грабители, я сам вас туда отведу, на верёвке!

      Жерди имеют преимущество из-за длины. Надо атаковать, пока они не разошлись по сторонам для удара. Я заорал и ринулся на того, что поближе. Он опешил, и даже не успел перехватить жердину двумя руками. Что на него замах тратить, сильно пнул его в голень. Он завыл и повалился на дорогу. Второй замялся, размахиваясь поудобнее, чтобы не задеть товарища, но получил по плечу лезвием плашмя. Не руку же ему рубить. Здоровяк завопил, рука обвисла, жердина упала на землю. Но тут в глазах у меня потемнело, и я отключился.

      ***

      – Повторяю, что произошло? – громкий требовательный голос раздавался, будто с неба.

      Открыл глаза, валяюсь лицом в пыли. Затылок саднит жутко. Попытался перевернуться, и боль пронзила как шилом, так что не удержался от крика.

      – Живой, слава богине! – какой-то знакомый противный голос, – давай братцы, поможем рыцарёнку подняться, живее!

      Сильные руки подхватили меня и поставили перед сердитым мужчиной, восседающим на гнедой лошади.

      – Мы же говорим, запнулся, упал он, о камень головой ударился! Делов-то!

      – Так было? – обратился сердитый к менестрелю, который оказался тут же.

      – Точно так, войт! – подтвердил он. На мгновение я забыл о боли, от изумления. – Эти добрые люди караулили юношу, чтобы его никто