Карт-Хадашт не должен быть разрушен!. Максим Дынин

день в году, за ним идут жаркие матан, также известный как мофият лифне, и мофият. Когда кончается мофият, наступают пять или шесть дней жертвоприношений, продолжающиеся до того, как звездочеты храма Эшмуна объявят, что день сравнялся по длине с ночью. И тогда начинается следующий год[9].

      – А какой, кстати, сейчас год?

      Ханно посмотрел на меня с удивлением, затем улыбнулся:

      – Шестьсот шестьдесят пятый от основания города. А по вашему летоисчислению?

      Я быстро подсчитал и начал было говорить:

      – Сто сорок девятый…

      И осекся. Все-таки «до нашей эры» здесь не поймут. Ну ладно, пусть будет сто сорок девятый. Вот только как объяснить, что следующий – сто сорок восьмой?

      – Значит, ваша страна была основана сравнительно недавно?

      – Так оно и есть, – облегченно ответил я.

      – Тогда располагайся, а через час приходи на ужин.

      Я не знал, что такое «час», но примерно через этот самый час – согласно моим часам – в дверь постучали. Я открыл ее и увидел человека, на удивление непохожего на все, что я видел пока в Карфагене, – и практически копию моего друга-венесуэльца из американской школы. Разве что тот был метисом, тогда как кожа моего визави была коричневой, а черты лица еще менее похожие на европейские. Кто видел фотографии индейцев-араваков из бассейна Ориноко, знает, о чем я говорю.

      Тот чуть поклонился и сказал, тщательно выговаривая на латыни:

      – Cena, domine[10].

      Ханно ждал меня в небольшом обеденном зале. Стол из неизвестного мне дерева, такие же стулья с удобными спинками, на столе кувшин с вином и разнообразные закуски, вскоре сменившиеся жареным мясом со специями, овощами и чем-то вроде лапши. Еда была, наверное, менее изысканной, чем в кругу семьи, но более интересной. Подавал его тот самый слуга неизвестного происхождения, которого, как мне сказал хозяин, звали Кайо.

      Я решил не давать понять Ханно, что догадался, из каких мест происходил его человек, равно как и тапир, чье мозаичное изображение украшало фасад. Вместо этого я расспрашивал его о Карфагене и в особенности о теперешней его ситуации.

      – Про то, как мы пытались умилостивить римлян, я тебе уже рассказал. Тогда, увы, не оставалось никакой возможности, кроме войны. Все запасы железа в городе, а также практически все, что было из железа, было перековано в новое оружие. Купеческие корабли переделывались в военные, строились новые из подручных материалов. В месяце зевах-шемеш, именуемом римлянами июлем, римский флот после неудачи у Карфагена вошел в Тунесскую лагуну[11]. Мы подожгли пять кораблей – практически все, что у нас было на том озере, – и направили их на римские корабли; из-за скученности и довольно сильного ветра их флот сгорел полностью.

      Римляне затем попытались взять крепость Нефер, прикрывающую дорогу на юг, но Хасдрубал из клана Гискон сумел отбить эту атаку. Тем временем было набрано еще одно войско, и оно под командованием Хасдрубала ушло к Утике,

9

Сведения и про пунический календарь, и про финикийский отрывочны. Считается, что он уже был солнечным, а не лунным, и известны названия месяцев, хотя необязательно в правильном порядке.

10

«Ужин, господин». Произносилось приблизительно как «Кена, доминэ».

11

Тунес находился примерно на месте современного города Туниса, а его лагуна, ныне обмелевшая, сейчас называется Тунисским озером.