Жатак. Болат Каиргельдинович Басжан

к двери, не оглядываясь, чувствуя, как его сердце начинает биться быстрее. На пороге дома, в этом благополучном, наполненном уютом месте, Жаксылык почувствовал, что он совершенно чужой и неуместный.

      Жаксылык, едва выйдя из дома, ощутил, как прохлада утреннего воздуха наполнила его легкие и остудила разгоряченную голову. Он не понимал, почему после такого гостеприимного приёма в нем возникло неприятное ощущение. Может быть, это было из-за легкости, с которой Алихан попросил денег за устройство на работу, или из-за того, что его, бедного пастуха, накормили лишь кумысом, а все остальное угощение осталось нетронутым. В его голове возникла мысль, что, возможно, он ошибся, решив оставить родной аул. Город, с его внешним блеском и роскошью, не имел того, что он искал. Люди здесь были заняты своими делами, они не видели за его одеждой и не слышали тех слов, которые он хотел сказать.

      Жаксылык шел, не поднимая головы, не встречаясь взглядами с прохожими. Он знал, что люди замечают его, ощущал на себе их быстрые, оценивающие взгляды, но старался не обращать на это внимания. Ему не хотелось чувствовать себя чужим, хотя каждый шаг по широкой городской улице всё больше напоминал ему, что он здесь не свой. Он шел по улицам города, будто бы не касаясь земли, неуверенными шагами, изредка поглядывая по сторонам. Его худощавая фигура и одежда, видевшая не одну суровую погоду, притягивали взгляды прохожих, которые, то жалели, то недоверчиво отворачивались.

      Шапан слегка спадал с плеч, а тюбетейка, уже давно потерявшая свой первоначальный цвет, была как символ его прежней, кочевой жизни. Ветер играл полами шапана, обнажая измятые и пятнистые штаны, которые Жаксылык то и дело пытался поправить. Его лицо, вытянутое и словно старше своего возраста, говорило больше, чем он мог бы объяснить словами. Глаза – большие, карие, но уставшие и потухшие – всё ещё пытались найти в этом новом месте надежду. Тонкие губы сжимались в линию, будто он пытался скрыть своё беспокойство и растерянность. Его босые ноги, обутые лишь в тонкие, поношенные сапоги, гулко отбивали шаги по пыльной дороге. Шум города был для него непривычен – голоса зазывали из лавок, стук колес телег, смех детей, доносящийся издалека. Но всё это казалось чем-то далеким, будто не из его жизни. Город уже не казался таким приветливым, как это было утром. Он шагал, опустив голову, изредка поглядывая на грязные концы своего шапана, которые трепал ветер. Ладони, сцепленные за спиной, выдавали его напряжение. Он словно пытался держать себя в руках, не позволяя панике взять верх.

      Сквозь уличный гомон слышались разговоры – кто-то договаривался о покупке товара, кто-то спорил о цене. Жаксылык прислушивался, но не задерживался у витрин, не останавливался, чтобы рассмотреть вывески. В его голове всё ещё звучал лишь один вопрос: «Где найти работу? Куда податься?»

      Жаксылык был одиноким в этом городе. Он шел налегке, без всякого груза, как будто прошлое уже не имело для него значения, а будущее пока ещё не определилось.