Времени нет. Олег Бажанов

обращенный ко мне, прозвучал так: не передавал ли ктолибо мне чтонибудь от товарища? Письмо? Или какую-нибудь вещь? Книгу?

      Я ответил, что мне никто ничего не передавал.

      – Тогда у меня к вам просьба, – сказал мужчина с диктофоном, – если ктото чтото вам передаст, обязательно сообщите нам. Договорились?

      Он протянул визитку.

      – Речь идёт о государственных интересах, – загадочно добавил собеседник.

      – Ладно, – пообещал я, пряча блеклую визитку с ярким государственным гербом в карман пиджака.

      Наступили сумерки, когда меня повезли обратно. У ворот монастыря «Волга» остановилась, когда уже совсем стемнело. Ветер не стихал. Шел густой мелкий снег. Он больно хлестал по лицу и забивал глаза. Я понял, что ехать в городскую гостиницу уже поздно и придется заночевать в монастыре. Это не очень беспокоило, так как города я все равно не знал, а билет на обратный рейс на завтра уже лежал в моем кармане.

      Отецнастоятель принял меня сразу же. Изза раритетного большого письменного стола мне навстречу поднялся крепкий, внешне приятный старик в черной рясе с пышной белой бородой. Сквозь тонкую оправу очков он долго и очень внимательно смотрел на меня небольшими умными глазами, потом сказал:

      – Я узнал вас по фотографии. Там вы с Андреем в форме и с автоматами.

      – Афганская, – припомнил я.

      – Да. Она до сих пор стоит в его келье. Он просил её отдать вам.

      – Отец, скажите, а что же все-таки произошло?

      Как-то странно посмотрев на меня, настоятель нахмурился:

      – Все в руках Господних!

      – Расскажите мне, что знаете, – попросил я. – Разъясните, наконец, что случилось с Андреем? Что толкнуло его на этот непонятный шаг?

      – Долго надо рассказывать, сын мой, – философски произнес настоятель, приглашая меня жестом в одно из стоявших у стола мягких кресел. Когда мы сели, он приложил палец к губам, затем к уху и показал взглядом на стены. Я понял так: у стен есть уши. И поразился осенившей меня мысли. Ну, конечно же, меня допрашивала не милиция! Здесь дела посерьезнее.

      – Видимо, ему не оставили выбора, – тихо вздохнул седой монах.

      – Кто? – я хотел знать правду.

      – Твой друг исцелял людей, – уходя от ответа, както виновато произнёс отец-настоятель. – Богом ему была дана удивительная сила, которую он направлял во благо. Мы очень скорбим о понесенной утрате. Она невосполнима для монастыря.

      – Но почему он наложил на себя руки? – вернулся я к интересующей меня теме. – В милиции мне сказали, что он повесился.

      – Даст Бог, и ты все поймешь сам, – произнес настоятель, показывая глазами на стены. – Но такой силой исцеления, которой он обладал при жизни, владеют только святые. Я думаю, что это ему зачтется на том свете. День и ночь братья молятся о спасении его души. Мы все любили Макария.

      Настоятель перекрестился на образа.

      – Отец, где я могу забрать фотографию?

      – Да, – засуетился он, будто вспомнив