Суд Осириса. Мафдет Маат

как моя жена бежала наперерез мне, кидалась защищать детей, но я все равно измывался, я напивался специально, чтобы мучить их, когда ее нет рядом. А теперь я пришел к твоим детям. Но жена моя делала это понарошку, потому что была со мной в тандеме, и сама осознанно и специально издевалась над нашими детьми, и прекрасно знала об этом. Смаковала и запугивала их, что она, их мать, действительно умирает и вот-вот умрет, а на самом деле использовала это вранье ради драмы и повышения собственной значимости.

      И я ее отец, и ее мать – жены твоей венчанной сейчас в аду Аменти через нее, потому что она в аду Аменти сейчас через нас, и она нас не простит, и не прощает. А мы с ее матерью и никогда и не просили прощения и не раскаивались. А раз нет прощения – нет никакой другой участи, кроме ада Аменти.

      Я упокоенный? Нет. Меня забрали на вскрытие на открытом грузовике, куда в кузов меня закинули как собаку, а потом купили мне гроб, но прибежала оголтелая татарская родня, которую дети мои даже не знали, бегали с тазиками, и водой с кровью, тряпками с кровью, потому что с меня сняли костюм, и мыли, а кровь – меня зашивали после вскрытия. Меня завернули в белую тряпку и похоронили даже без гроба.

      Я упокоенный человек, как ты думаешь? Нет, я не упокоенный. Знаешь, что подумала моя дочь, когда кидала горсть земли мне в могилу. Она спросила только одно: Ну и кому теперь ПИЗДЕЦ?

      Глава 20 Запугивать, держать в напряжении. Я с тобой теперь

      Понимаешь, за все в этом мире приходит расплата, твое бремя теперь – это я. Твои дети – рядом. Боятся и плачут, но это все что я могу и умею, то что я практиковал всю свою жизнь – запугивать, держать в напряжении. Я с тобой теперь.

      Почему ты, почему дети? Потому что вы уязвимы, а я мог разобраться только в своих рассказах, какой я крутой. Я не крутой, я гнил все эти годы в могиле и не смел даже присниться своей дочери, потому что она запретила это. Я ничего не дал ей, я ничего не оставил ей. Я не дарил ей никогда подарки, но я положил 5000 рублей ей на страховку, и вот недавно она пришла за этой страховкой, ей сказали, что это на современные деньги всего 5 рублей. Понимаешь, что я за свою жизнь не сделал для своей дочери ничего, понимаешь ты это? Что ей мое наследство – это 5 рублей, и она их не забрала. Что все мои деньги забрал ты.

      Я не один здесь. Со мной Валера, самоубийца, он тоже с вами, если он захочет, он тоже выйдет на связь. Валера тащит на суицид, а я создаю тревогу окольным путем и смотрю в спину. Ты больше не сможешь быть один, не сможешь мыть посуду, я буду стоять за спиной. Ты не сможешь быть в ванной, я буду за спиной и смотреть на тебя.

      Ты в моей власти, а я в твоем присутствии. Ты знаешь, храмы тебе не помогут. Валеру то ты, например, не отмолишь (или попробуй, сделай это). Так что с Валерой все тяжело. Мы вместе наседаем, надвигаемся из темноты как крик, как стена ужаса, как открик птицы, как паническая атака. Ты будешь захлебываться от ужаса, ты будешь терять мозги, ты будешь рваться