Обреченный мир. Аластер Рейнольдс

выяснил, что случилось. Я изложил ему свою позицию. На тот момент делом занимался он один, и никто не знал, как далеко он продвинулся в расследовании.

      – Ты хочешь его убить?

      – Хватит уже убийств! Я врач, я должен возвращать к жизни, а не отнимать ее.

      – А, так вот почему ты так рвался прибрать к рукам блестящую ангельскую игрушку!

      – Времени на размышление не хватило. Уж прости, если в чем ошибся, – пожал плечами Кильон и снова замолчал, ожидая хоть какой-то реакции. – Вскоре после того Фрей уволился из полиции. Занялся, так сказать, расширением поля деятельности и понял: в другие зоны придется переходить куда чаще прежнего. Я имел возможность снабжать его морфаксом фармацевтической степени чистоты, гораздо сильнее и чище того, что он мог добыть в других местах.

      – Так дело в банальном крышевании? Ты продавал ему краденые наркотики, а он держал рот на замке.

      – Нет, все не так просто, – покачал головой Кильон. – Фрей помогал мне, постоянно помогал. Я обязан ему не только свободой. Поэтому на этот раз и пришел в «Розовый павлин».

      – И чем же он тебе помогал?

      Про крылья Кильон рассказать, конечно, не мог. О том, как крылопочки отрезались, раны зашивались, как от боли – операцию проводили под слабой местной анестезией – он метался и корчился на импровизированном операционном столе, пока Фрей орудовал стерильным ножом… И все это с пониманием того, что крылья начнут отрастать практически мгновенно, а боль придется терпеть все чаще и чаще.

      Ничего этого он рассказать не мог.

      – Фрей помогал опережать тех, кто меня искал, только и всего.

      – Похоже, от вашей договоренности выигрывал он.

      – Нет, не он выигрывал, – проговорил Кильон.

      Через несколько кварталов они сошли с поезда, сразу же попав в толпу ночных гуляк, высыпавших из баров, борделей и казино. Тех, кому не хватало ума уступить дорогу, Мерока расталкивала, а Кильон понуро брел по расчищаемому ею коридору. Жонглеры, глотатели огня и каталы развлекали народ каждый на свой манер. Размалеванная грудастая певица, забравшись на гору ящиков, голосила под аккомпанемент парового орга́на. Стоящая посреди улицы каллиопа[3] играла мелодию по перфокартам, а органщик подбрасывал в печь растопку и следил за давлением пара. Кильон узнал песню: ее исполняла певица Блейд.

      – Вот уж не думал, что здесь слушают Блейд, – удивился он.

      – Нет, Мясник, ты все понял шиворот-навыворот. Песня старинная, а Блейд за нее ухватилась.

      Кильон улыбнулся своему невежеству:

      – Я понятия не имел.

      – Чтоб ты знал, Клинок куда сложнее, чем кажется большинству. Кочевать из зоны в зону – это тебе не раз плюнуть. Я вот за свои странствия поняла, что Клинок наш – живой организм, внутри его все движется. Тебе ли не знать, что́ кочевая жизнь творит с телом.

      – Да уж, мне ли не знать… – пробормотал Кильон, пробираясь вслед за Мерокой сквозь галдящую толпу. – Тебе ведь здесь нравится? В смысле, на Клинке?

      – Да, черт подери! Сбегала отсюда пару

3

Каллиопа – паровой орга́н; отличается громким, пронзительным звуком и не позволяет регулировать громкость – только высоту и длительность.