Созвездие Волка. Александр Уваров

НКВД болела дочь. Припадки. Возможно, эпилепсия.

      Чекист, присматривавший за нашей семьёй, рекомендовал чину обратиться за помощью к моему отцу. Отец мой, добрая душа, многих в посёлке лечил. Дар его был светел и проявился очень рано и мощно.

      Лечение девочки было успешным. Три сеанса гипноза. Девочка выздоровела.

      На чина из НКВД написали донос («коммунист, а пользуется услугами какого-то шарлатана! да ещё и члена семьи… сами знаете, кого…»). Чин, спасая себя, упрятал отца в тюрьму.

      Выбил показания. Но до суда дело довести не успел. Сам был арестован.

      В 1945 году отца выпустили. Он долго болел. Горлом шла кровь.

      На фронт он так и не попал.

      В 1954 году отец узнал об освобождении деда. Дедушка прислал ему письмо. Делился радостью, строил планы на будущее. Просил пока не приезжать и не встречаться с ним. Не знаю, какие доводы и объяснения подобной просьбе он приводил в своём письме (откровенность в письме могла плохо закончиться и для деда, и для отца), но семья всё поняла.

      И бабушка, и отец мой остались в Казахстане.

      Ждали встречи. А потом… Потом узнали, что возвращаться некуда и не к кому.

      Чужие люди похоронили деда. Хотя… Можно ли назвать казённую кремацию – похоронами?

      Не ритуал, заметание следов.

      Замело время… Рассыпало, развеяло прах.

      Жестокое, страшное, подлое время!

      В 1957 году бабушка умерла. Должно быть, она очень переживала смерть деда. И ещё то, что они так и не встретились…

      В 1958 году мои родители встретились и поженились.

      В декабре 1959 года я родился.

      Болел краснухой и свинкой.

      Питание было плохое. Воду брали из колонки во дворе. Я не любил пить эту воду из стеклянного, прозрачного стакана. В воде стояла мутная, жёлтая взвесь. Противно было смотреть на эту воду.

      Из металлической кружки – как-то легче. Не видно…

      Глупость!

      Я не любил и боялся людей. Во жила дворняжка. Забыл, как звали её… Она играла со мной.

      Привозили молоко. Холодильников не было тогда. А летом в тех краях – жарко.

      Потом была какая-то желудочная инфекция.

      Зимой – холод и пронизывающий ветер.

      Та зима была особенно холодной. В январе отец простудился и слёг. Пневмония. Болезнь развивалась быстро.

      Лёгкие у отца были отбиты ещё сапогами чекистов. Жизнь в степи здоровья не прибавила.

      В январе отец умер.

      Мать плакала. Степь казалась ей кладбищем. Гиблым местом. Она говорила, что надо уезжать отсюда. Точнее – бежать. Говорила, что есть родственники в Москве. Какие-то очень дальние родственники. Они примут, хотя бы на несколько дней. Потом всё устроится…

      Она была явно не в себе. Она помешалась. Но мне было всего пять лет, и она была для меня мамой. Единственным родным человеком. Поводырём моим в этом мире, опорой моей.

      Любимой мамой.

      Она говорила: «я не брошу тебя!»

      Зачем…