Сто первый мужчина. роман. Сергей Усков

Трудовую дисциплину! Да если бы вы сами не опоздали – меня и не поймали бы.

      – Это не твоё дело.

      – Понятно. Мы – никто. Нас можно шпынять и гонять, как хочется. Мы – поломойки, которых не отличишь от тряпки в помойном ведре.

      – Не переводите стрелки в другую сторону. Вам делают справедливое замечание. Я вижу одних устных замечаний мало. Пишите объяснительную, почему опоздали, а я, скорее всего, напишу докладную. Премию вам скорректируют. До нуля.

      – Хорошо, напишу, – сказала Лариса, сохраняя завидное хладнокровие, и поинтересовалась вскользь: – Про ваш комплимент написать?

      – Какой еще комплимент?

      – Как же! Вы сделали комплимент Ксюше, что у нее красивые трусики! – Лариса хохотнула. – Обязательно отмечу этот интересный факт.

      – Почему вы дверь не закрываете на защелку, когда переодеваетесь? – Попробовал отмазаться уязвленный завхоз.

      – Стучать надо прежде, чем зайти в женскую гардеробную.

      – Я буду ходатайствовать за дисциплинарное взыскание с полным лишением премии за квартал! – Кипел от негодования завхоз.

      – Давайте лишайте. С нашей копеечной зарплаты только премии и срезать, – с презрительной улыбкой ответила гордая девушка.

      – Не нравится работа – увольняйся! К нам наняться желающих много.

      – А это уже мое дело, сама как-нибудь разберусь: увольняться или дальше работать, – Лариса, давая понять, что завершила разговор, повернулась как флюгер от порыва ветра. Дверь за ней хлопнула с оглушительным треском. Последующий сухой щелчок металлического засова, запершего дверь изнутри, прозвучал как выстрел снайперской винтовки.

      – Объяснительную! – успел гаркнуть завхоз.

      – Да пошел ты, дубина толстомордая, – сказала Лариса, морщась от гадливости. Она редко позволяла оскорбительные словечки. Если уж получалось само собой, то так, чтобы не касались они ушей, кому адресованы. Сбивать себя на ругань, брань, склоки не в её правилах – это сор, издержки, бесполезная трата сил.

      – Премии лишит, – доложила притаившимся работницам. – И так жить не на что. Ну, я ему сделаю кое-что. Он меня попомнит. Какую бы гадость ему, девчонки, сделать?

      Тамара – худосочная, бледная, с едва обозначившимися бедрами и грудью и, между тем, большими карими глазами – брякнула:

      – В суд подадим. За домогательство!

      – Это ты про что? – спросила Лариса. – Про Ксюшины трусики?

      – Нет. Ну, помнишь, как-то он у нас здесь сидел больше часа и спрашивал, допытывался: что такое куникулен… куни захотелось!

      – Пустое! – Махнула рукой Лариса.

      В чем-то они похожи, Лариса и Тамара. Обе хрупкие и легкие, одного роста, тонкие губы, острые черты лица, быстрые движения, чаще нервные и изломанные. У Тамары чуть больше плавных линий в фигуре, чуть красивее глаза и чуть больше основательного в семейном укладе. У Тамары есть положительный муж, не пьющий