Пшеничная вдова. Сумеречная Грёза

можешь кому-нибудь другому, – отрезал Бернад и отвернулся от сына, встав лицом к прекрасному Агатовому морю, – А за свои промахи нужно отвечать.

      – Это не промах. Я рисковал лишиться армии. На утро в столицу зашел бы уже кто-нибудь другой.

      – Но ведь не зашел! Касс нужен мне в Глаэкоре. Я не отпущу младшего в мятежный город, тут слишком опасно. А вот ты сможешь его удержать. Особенно после того, как женишься на принцессе Исбэль.

      Чертова страна, чертов проклятый город. Чертова пшеничная вдова.

      – Скажешь, что мне делать потом?

      – А потом они все заткнутся! Мятежники – на престоле их девица, лорды – опять будут ждать подачек от короны, Восточники, черт их дери… Пусть получают свою кость, псы! – Реборну не требовалось поворачивать голову, он и без того знал, как сильно побогровело лицо отца, – Но ты должен будешь держать ее в узде. Поговаривают, это та еще норовистая кобыла.

      – А как же наследники?

      – Об этом я тоже размышлял, – голос Бернада скатился до задумчивого, – Мы всегда можем приехать погостить к любимому сыну и брату, и не будет худо, ежели твоя жена понесет после нашего визита, – и тут Бернад скривился так, как это делали все Блэквуды, – Но учти, я не потерплю их на престоле! Это я о отпрысках. Только не Дорвудово отродье, да простят меня Боги.

      – Они будут больше Блэквуды, чем Фаэрвинды. Твой сын, отец. Твой внук.

      – Вот и пойдет в красные шлемы, как хотел папка, да? Чем не идея? – на мгновение Бернад показался довольным, – А если девка, то и волноваться нечего.

      Высокие потолки, вечно потухшие камины, резная мебель из такого яркого дерева, что впору было надевать на него платье и оспаривать красоту самой хорошенькой девушки побережья, доверху наполненные вином хрустальные графины, смахивающие на большую кровяную каплю, такие мягкие стулья, что от непривычки начинало ломить поясницу, светлые стены, шелковые шторы с топазной вышивкой, текшие по стенами и полу извилистым ручьем – все это выглядело настолько жизнерадостно, что два рослых, суровых северянина, король и сын, выглядели здесь ненужными, неуместными, чужими. Словно по ошибке зашедший в чужой огород медведь, искавший кабана, а нашедший тыкву. Мрачной скалой король Бернад возвышался над сыном, над тоненькими завитушками лакированного стола и над всей этой вычурной южной красотой:

      – Порченная кровь! Рыжие и безумные. Ненавижу рыжий! Я делаю это только потому, чтобы после того, как Исбэль сгинет, скажем так, при родах… мятежники снова не подняли свои головы, – Бернад посмотрел на Реборна, его меховые брови встретились, – Учти, это должно случиться через пару весен, не позже. Женишься потом на какой-нибудь принцессе из наших союзников и все наладится.

      – С каких это пор мы убиваем женщин, только что освободившихся от бремени?

      – Это не женщина, сын, это ядовитое отродье! Гнилое семя. Оно еще даст свои всходы, помяни мое слово. Сука должна сгинуть до того, как это случится.

      Реборн тяжело вздохнул.

      – Ты предлагаешь мне устроить свадьбу после того, как я хотел