Цена дара. Данила Скит

тощий мужчина. Неоновый свет плясал за его спиной, делая стройный силуэт темным.

      – Знакомься, это Чесвик, – Вердан подтолкнул меня внутрь из проема двери.

      – Просто Чесвик? – спросил я.

      – Просто – Чесвик, – мужчина плавно сполз по подлокотнику, теперь я видел его блестящий взгляд.

      С такими громадными выпуклыми глазами Чесвик походил на довольного геккона, вечно тянущего мокрую беззубую улыбку. Гибкое дряблое тело выпячивало небольшой живот под простой серой рубашкой. В ушах пустовали черные резиновые туннели, прическа была еще скромней – отсутствовала. Голова Чесвика блестела глянцевым яйцом, только на макушке угадывалась редкая щетина когда-то каштановых волос.

      Рядом с Чесвиком приземлился длинноплечий Вердан в пестрой рубашке без ворота, пятна на шелковой ткани не имели очертаний, отчего рябило в глазах. Я стянул с плеч леопардовое пальто, небрежно бросив в синеву ближайшего кресла, плюхнулся в соседнее.

      Интересно, кто из нас троих больше похож на певца? Чесвик лыс, у меня же длинные темные волосы. У Вердана рубашка, смахивающая на праздничный букет, у меня – черная жилетка со стальными пуговицами и тощее тело, которое фанатки находят изящным: наркотическая диета избавляет от нужды считать калории. На Марсе я был многим незнаком. Первый же вошедший официант признает во мне только наркомана и будет, безусловно, прав.

      – Знаете, а я в каком-то роде ваш фанат, – под тонкими губами Чесвика ненадолго мелькнули зубы, по ним юркнул блестящий влажный язык.

      – Это твой сюрприз? – разочарованно спросил я Вердана, – Ты же знаешь, я предпочитаю женщин.

      Вердан залился смехом, укоризненно покачав в воздухе головой, словно болванчик:

      – Коршун, как всегда забегаешь вперед и делаешь неправильные выводы.

      – Я всегда делаю правильные выводы.

      – Что верно, то верно, но наш гость все-таки не по этой части.

      – У меня гораздо более специфический, но не менее востребованный профиль, – Чесвик перевалился набок и вздернул бедро вверх, изобразив из себя Прекрасную Елену. – Ценитель всего редкого, контрабандист и немножечко волшебник.

      – Если в этом мире и существует волшебство, то только в виде музыки.

      – А как вам по нраву «дающий то, чего жаждешь сильнее всего»?

      – Не по этой части, говоришь? – усмехнулся я, потянувшись к бутылке, но только не бирюзовой. – По такой характеристике одно от другого не отличишь.

      – Чтобы трахаться, нужно любить трахаться, а это подразумевает хоть какое-то расположение к коллективу, в котором ты работаешь. Я же мизантроп.

      – Мизантроп? Думаю, мы найдем общий язык.

      – Скажи ему про ненависть к людям, и он откроет для тебя все двери, – рассмеялся Вердан, вслед за мной начав опустошать бутылки. Всеми силами снижал свой гонорар.

      – Каждый слышит, что ему близко, а подобное тянется к подобному. На твоем месте я бы порадовался, – ухмыльнулся