Эффект искаженных желаний. Юлия Ефимова

не просто желтые, они яркие с множеством тонов от рыжего до золотого, и все это в огранке бабьего лета. А весна, помните ребята, какая тут весна? С ручьями и медленно пробивающейся травой. Не то что в Москве, где газонная сохраняется даже под снегом. Только здесь можно почувствовать пробуждение природы, когда сходит снег, и какая-то побитая за зиму чернота начинает оживать, покрываясь сначала самой хрупкой зеленью, потом больше и больше, и вот уже буйство оттенков зеленого радует глаз. Вот и лето здесь тоже правильное, жаркое, но не переходящее в режим сауны, как на юге, а осторожное, с прохладными ночами и росой по утрам. Вот где бы я после Хабары ни жил, такой правильности времен года никогда и нигде не встречал.

      В школьные годы Толя в их небольшой компании был самым невыразительным ее членом. Взяли его в стаю только потому, что он был очень умный и не жадный, а потому без проблем давал всем списывать, помогал на контрольных и тестах, но все же в самой стае он был бесполезен. Не интересный как собеседник, без чувства юмора и полета фантазии, на гитаре играть не умел, что в стае считалось почти позором, и был очень слабым физически, постоянно выдыхался в длинном переходе, и тогда его рюкзак приходилось нести другим. Никчемный тип, по крайней мере, им так всем казалось пятнадцать лет назад.

      Но было и еще одно достоинство, которое все же ценилось, Толя – Чуа-змея был не особо амбициозным. Он правильно все понял про свой статус в стае и принял правила игры. Где он был нужен – помогал, где нет – просто молчал и, казалось, наслаждался тем, что его просто приняли. Но при этой, казалось бы, бесполезности и безобидности Чуа, все знали, что если Толю обидеть, задеть, оскорбить – он отомстит, да так, что станет тошно. Незаметный мальчик в очках с толстыми линзами, очень худой, прыщавый, с зубами как сломанный забор, он умел увидеть самые уязвимые места обидчика и уколоть туда так, что больше приставать к Анатолию ему не хотелось.

      – Если ты закончил с лирикой, давайте уже разговаривать, а не молчать, – беззлобно вклинилась в его монолог Галя.

      Она быстро пришла в себя после обморока, видимо, просто скакануло давление, мучившее ее последние время по причине лишнего веса. Скорую вызывать не стали, а вот привлечь внимание общественности успели, поэтому все очень быстро, не сговариваясь, взяв Галину под руки, покинули старый двор и, молча дойдя до городских прудов, сели на скамейку.

      На прудах гуляли мамочки с колясками, дети хохотали, пытаясь обнять фигурку чебурашки, и это все так контрастировало с недавним потрясением, что раздражало своей обыденностью.

      – Давайте, – согласился Денис. Ему не хватило места на скамейке, и потому он ходил перед ними взад-вперед, сцепив руки за спиной. – Некто от имени умершей двенадцать лет назад Ирки вызывает нас под разными предлогами в Хабаровск. У меня лично два вопроса: зачем и почему именно нас из всего класса.

      – Мы здесь не живем? – предположил Федор.

      – Я живу в Хабаровске, – отклонила версию Галя.

      – И ты не знала, что Ирка умерла? – спросила ее Катя с укором, но по-прежнему не глядя на бывшую лучшую подругу.

      – А почему я должна была это знать? – с вызовом