Хмурь. Ирина Вадимовна Лазаренко

отливы угадывать умеют. Словом, пока мы их ловили, двое рыбалок рук-ног лишились, и еще один – разума, хотя, сказать по правде, разума-то у него небогато было… Зато после этого мы горя не знали, вот с самой осени: на мелкой воде-то сирены могут орать сколько захочется, другие из глубины не услышат их воплей. Словом, всё шло хорошо, пока энтот умник не открыл клетку и не выпустил сирен невесть на кой мрак!

      – М-м-мыг, – подняв голову от миски, Хрыч пытается состроить сочувствующую гримасу.

      В камине трещат дрова, пахнет деревом, дымом, кожей и мясом. После сытной еды да под бубнеж Зануда меня начинает клонить ко сну. Отодвигаю миску и наливаю себе узвара.

      – Пять дней тому клетку открыли. В самый клёв. Ох, визгу они подняли, сирены! Уши закладало аж тут, в поселении, а на море такое творилось! Сирены орали, прыгали на лодки, когтистыми лапами рвали рыбалок. В такой ярости были, что и сами себя рвали тоже. Вода стала бурой от крови, а кишки, что спустились на дно, до сих пор жрут скотокрабы.

      Зануд умолкает, когда в комнату проскальзывает прислужка, статная чернокосая девка, и начинает прибирать со стола посуду. Несколько раз она задевает меня – бедром, боком, локтем. От неё пахнет сосновой смолой, вышивка на широком поясе складывается в какие-то письмена, мелькают гибкие руки над столом. Я смотрю на прислужку, а Хрыч смотрит на меня и ухмыляется.

      – Брысь, Лисица, – беззлобно шугает её Зануд.

      Девка идет к двери, двумя руками придерживая стопку посуды и ухитряясь при этом вилять задом. Вместо платка у неё на голове куцая косынка, подвернутая так, что едва прикрывает затылок. Покачивается между лопаток блестящая черная коса, пушатся в ней цветные нити и плетеные шнурки. Лисица сильно топает пяткой, и дверь перед ней разъезжается пошире, а потом смыкает створки за её спиной.

      – Так вот, рыбалок сгинуло десять и еще четыре, да к тому же было средь них трое пареньков, которые только начали растить бороды и еще не успели дать жизни потомству. Неправильно таких в море пускать, да мы за эти сытые месяцы расслабились и хватку немного утратили. Ну, значит, рыбалок сгинуло десять и четыре, а сирен – три штуки. Остальные шестеро в море уплюхали, а чего с ними там стало – это один морской дух ведает, да будет он милостив к нашей танне.

      Хрыч задумчиво ковыряет в зубах тонкой косточкой.

      – Ну, дознаватерь покумекал да указал на виновного. А теперь танна хочет знать, чего скажете вы, согласитесь с его словами или нет. Танна вам верит, потому как о вас хорошо говорила её родня, вы их дитёнка нашли.

      Ага. Удачно вышло, что гиганты так за детьми трясутся – теперь, небось, все варки побережья будет славить хмурей почти как собственных дедичей. А вслед за варками – и люди, которые живут и работают на их земле. Тот же Зануд и чернокосая девка с цветными шнурками в волосах. Лисица.

      – А дознаватерю танна верить не очень-то хочет, потому как… а, да вам же надо с людьми говорить, и вы всё равно прознаете. В общем, дознаватерь сказал, что виновный – брат танны, её дядьки сын.

      М-да. По меркам