Хмурь. Ирина Вадимовна Лазаренко

обычные люди, разве что слишком важные от осознания своей второй сущности. Как всякие другие люди, мы и своевольничаем, и ленимся, и опаздываем… Нет, не то. Всё это не то. Мы – не то.

      Зло солнечного мира исходит от людей. А подобное устраняется подобным только с перепою.

      И ещё на поле брани. Мы были созданы не как лекарство, а как оружие, но никто из других выучней этого так и не понял.

      – Чтобы лечить мир, нужно было големов наделать, – говорю я. Не хочу ничего объяснять Гному. Не теперь. – Пару сотен. Они б работали без продыху лет по сто, хоть во всех землях сразу, не вылезали б из Хмурого мира и частой бороной корчевали зло. Не то что мы.

      Подбираю несколько комьев земли и по одному бросаю их в овражек. Гном долго молчит, потом качает головой и говорит:

      – Невозможно.

      – Конечно, невозможно. Наставники ж не чароплёты.

      – Для големов невозможно. Немыслимо прийти на Хмурую сторону бесчувственным куском глины. Не испытывающим рвения восстановить справедливость, наказать виновных, уменьшить зло.

      Я бросаю в овражек последний ком земли.

      – Знаешь, мы тоже не венец совершенства.

      – Не оспоришь. – Гном некоторое время молчит. – А если бы Чародей прожил несколько дольше? Если бы успел тщательней изучить Хмурую сторону? Сумел бы он улучшить её – придать самосильности, к примеру? Тогда бы в нас не было потребности, она сама б чинила справедливость сразу и повсюду.

      – Может, он и хотел. Может, для того и писал свои заметки. А потом взял да помер.

      Гном хлопает ладонью по траве.

      – Так ведь мы и есть големы! Нас попросту вылепили по чародейским описаниям…

      – …из говна и веток…

      – …потому что ничего другого не оказалось под рукой. Наверняка мы используем лишь незначительную часть хмурой силы, просто не умеем брать нужное, у нас нет таких способностей и чувств, как у чароплётов… Мы лишены их так же, как глиняные големы лишены человеческих чувств. Мы – подобия. Поделки.

      – Зато големы по сей день стоят, а чароплётские кости давно в земле сгнили, – говорю я сердито, потому что мне не нравится, когда о моих умениях отзываются с небрежением. – Да к тому же теперь наставники будут делать хмурей подобротней нашего. Сами так сказали.

      Гном кривится и мотает головой, словно лошадь, отгоняющая слепня. Не хочет он говорить об этом. Ну и правильно. Я тоже не хочу.

      Еще бы не думать.

      Возвращается Туча с корзиной, пахнущей хлебом. Под мышкой у нее большая фляга.

      – Вожак велел передать, – бормочет она и сгружает всё принесенное перед Гномом.

      Он хлопает ладонью по траве, приглашая Тучу садиться рядом, и та усаживается. Глаза у нее блестят.

      – Что это за костры? – спрашивает Гном между прочим, выкладывая лепешки из корзины. Я бросаю рядом кислые листья со сладкой начинкой, которые не добрались до Сплюхи.

      – Да вот, появляются иногда, – Туча пожимает плечами. – Не знаю, зачем это. Нам-то костры на дороге ни к чему, мы путь к озеру знаем и без