Семь жизней одного меня. Геннадий Вениаминович Кумохин

у которого цветы красивые, но совсем другие. Они цветут только один день, и китайская роза – это кустарник, а не дерево.

      Сакурой называют деревья семейства розовых, подсемейства сливовых (вид – вишня мелкопильчатая), цветы которых исполняет чисто декоративную функцию, то есть не дают плодов.

      Когда задувал легкий ветерок, тысячи розовых лепестков пускались в свой последний полет. Иногда мне снится далекое детство, где самое трогательное воспоминание связано с этим полетом. Кажется, и сам я лечу, и так больно и сладко сжимается сердце, и хочется плакать, и я просыпаюсь, и снова утыкаюсь в подушку для того, чтобы вернуть этот сон.

      Мое детство с каждым годом отдаляется все дальше и дальше, и с каждым осознанным стремлением вспомнить его, рассыпается и улетает, как те лепестки.

      Охота в Закарпатье

      Поздней осенью, еще до рассвета мы с отцом вышли из автобуса за селом Пестрялово. Стоял густой туман, и редкая машина, проходившая за соседним пригорком, сначала высвечивала причудливый столб света, бьющий высоко в небо, и только потом доносился звук ее мотора, а затем появлялось смутное очертание кузова.

      Мы зашли в виноградники, и размокшая земля сразу облепила наши сапоги тяжелыми комьями. В довершение с рассветом пошел холодный осенний дождь. Он казался бесконечным, и скоро наши телогрейки набухли от влаги и сделались вдвое тяжелее. Но сколько бы мы не ходили вдоль виноградников, ни одного зверька даже не увидели.

      – Нет, – сказал отец, когда мы совсем выбились из сил, – в такую погоду заяц сидит плотно и выскочит только в том случае, если мы на него наступим. А это, сам понимаешь, случается очень редко. Делать нечего. Давай-ка мы с тобой перекусим, а там посмотрим, что делать дальше.

      В поисках подходящего укрытия, мы набрели на одинокий сарайчик. Он был доверху забит сухими поленьями, поэтому укрыться от дождя в нем не удалось. Зато поленья прекрасно годились для костра, который мы развели с подветренной стороны строения. Прячась за стенкой сарайчика, мы развесили для просушки наши телогрейки и принялись за приготовленные мамой бутерброды. Дождь все не прекращался, и спешить нам было некуда.

      Отец принялся рассказывать свои бесконечные истории, а я внимательно его слушал. Некоторые истории я знал уже чуть ли не наизусть, но мне все равно приятно было их слушать. Время от времени, мы проверяли, достаточно ли высохли наши телогрейки. Ждать пришлось довольно долго. Все это время мы с отцом, не таясь, громко разговаривали и, когда собрались уходить, время уже перевалило за обеденное. Мы затушили костер, проверили, не остался ли за нами мусор, и пустились в обратную дорогу.

      У нас был строгий, годами проверенный порядок движения на охоте. Отец всегда шел впереди с ружьем наперевес, держа его дулом влево, а я шел справа и немного сзади. Так было нужно, чтобы случайно не попасть под выстрел отца. Но едва мы тронулись, как буквально из-под ног выскочил заяц и помчался вдоль проволочной изгороди.

      – Это он специально поближе прискакал, чтобы послушать